Продолжение. Начало в №5 (48) Афон – знаменитая святыня православного монашества. Одно из самых удивительных мест на земле, дорогое для каждого православного человека. Мы продолжаем публикацию путевых заметок, в которых своими впечатлениями от посещения Святой Горы делится клирик Свято-Троицкого собора иеродиакон Паисий (Шурухин).
В русском монастыре Св. Пантелеимона
Сойдя с парома на афонскую землю, мы (свящ. Вячеслав Казанцев, я, Дмитрий, Дионисий и еще один Дмитрий), несколько отстав от других па-ломников, не спеша идем в архондарик – гостиницу монастыря, где все прибывшие получают традиционное афонское угощение: стопку ракии (виноградной водки), лукум, кофе и стакан холодной воды; регистрируются и определяются на ночлег. К нашему приходу ракия и кофе закончились, зато в избытке был чудесный монастырский квас.
Разместившись на раскладушках в келии, где уже было человек 50, пошли знакомиться с монастырем, благо до службы оставалось еще два с лишним часа. Мои спутники с энтузиазмом принялись строить планы наших поездок по Афону. После двухчасовых споров, составив почасовой график переездов и посещений, очень довольные собой, отправились на совершающуюся в этот день всенощную. Ребята еще не знали, что не следует строить планы. Можно иметь намерения, а вот куда и каким образом попасть, решит Владычица, Хозяйка Афона.
На всенощном бдении
Святогорцы различают 3 вида всенощных бдений: обычные, под важнейшие праздники и на панигирь – главный праздник обители. Они отличаются в первую очередь продолжительностью: обычное бдение длится около половины ночи, бдение на панигирь занимает всю ночь и практически переходит в утреннюю службу. Сегодня совершается обычное. Оно прошло для нас на одном дыхании, как, впрочем, и все последующие афонские службы.
После малой вечерни – приглашение на трапезу, и через некоторое время начинается бдение. Полностью передать ощущение службы, мне ка-жется, невозможно. Она началась практически в полной темноте. Теплилось лишь несколько лампадок: пред ликами Христа и Богородицы да у чтеца. Пение на 2 клироса – антифонное, протяжное, монашеское. И совсем не то, к которому мы привыкли на наших службах. Это было неспешное и уверенное общение с Богом. Заполнявшее храм, пение постепенно проникало в тебя, становилось частью тебя, подчиняя себе твои мысли и чувства. Молитва была пением, и пение было молитвой, и появлялась уверенность, что в этой пронзительной темноте храма молятся все служившие здесь, уже отошедшие ко Господу, и что Он сам здесь, и видит и слышит нас, и что это Он посылает ощущение единства тебя с вечностью.
Но вот стихира на «Господи, воззвах». Учиненный брат начинает зажигать все лампады и свечи. По мере зажигания светильников лики на иконах как бы выходят из глубины веков и являются пред нами. И когда на «Славу» перед входом экклесиарх стал раскручивать паникадила, то от бликов и теней на иконах лики «ожили». Под строгим взглядом Христа, материнским взглядом Богородицы, скорбными взглядами святых появляется острое ощущение недостоинства своего соучастия в этом таинстве общения с Богом, желание втиснуться вглубь стасидии, спрятаться там, чтобы не увидели тебя и не извергли во тьму кромешную, как не имеющего «брачной одежды».
За́ полночь служба закончилась. Темнота за пределами храма была другой. Это была обычная земная ночь с яркими южными звездами, с шумом моря. На часы смотреть не хотелось, не хотелось разговаривать. Мы вышли к морю и какое-то время стояли молча, медленно возвращаясь во временну́ю реальность.
На службе случилось событие, повлиявшее на наше дальнейшее положение в монастыре. О. Вячеслав, конечно же, не мог удержаться и начал тихонько подпевать клиросу, рядом с которым мы находились. Это сразу было замечено и оценено регентом иеромонахом о. Феодосием, и до конца нашего пребывания на Афоне о. Вячеслав вошел в состав хора. В результате значительно улучшились наши бытовые условия и всех нас благословили базироваться в монастыре вместо положенного одного дня весь срок, т.е. 5 дней. А сам о. Вячеслав получил приглашение на престольный праздник обители для участия в пении хора.
По дорогам Афона
Утром – снова звуки била. Пора на службу. Начавшись в 5-ть, полу-нощница, утреня, часы и Литургия закончились около 9-ти утра. Исповедались, причастились и после завтрака приступили к реализации нашего плана: паромом до порта Дафни, оттуда автобусом до столицы Афона – Кареи, затем на такси по монастырям и возвращение в монастырь Св. Пантелеимона. Паром нужно было ждать еще около 2-х часов, и мы решили идти в Дафни пешком, благо его было видно из монастыря.
Тропа, вьющаяся по-над морем, то поднималась вверх, когда надо было переваливать через отрог хребта, то сбегала вниз при переходе через ущелье. Лес гасил солнечные блики, давая прохладу. По дну ущелий текли ручьи с очень вкусной холодной водой. Спутники мои с наслаждением плескались в каждом ручье, всячески стараясь продлить это удовольствие. Мы были полны сил и оптимизма.
Но вот и дорога Дафни – Карея. По бесконечному серпантину идем к перевалу, стараясь не обращать внимания на обгоняющие нас автобусы с паломниками. Пыльные и насквозь мокрые мы вышли на перевал хребта. С высоты 760 м открывалась панорама восточной части полуострова. Полюбовавшись ей, спускаемся вниз, к скиту Св. Андрея. Он произвел на нас удручающее впечатление – кроме храма Св. Андрея, всё в некоем запустении. Зато храм великолепен. Величественный и, говорят, самый большой на Балканах.
От скита до Кареи – минут 15 хода. В Карее, отыскав диспетчера по перевозкам, договорились насчет такси, чтобы заехать за ладаном в бывший русский скит Белозерка, ныне греческий Буразери, и возвратиться к службе в Пантелеимонов монастырь. После чего пошли в храм Протата, где находится икона Пресвятой Богородицы «Достойно есть». Пред ней, по преданию, впервые было воспето известное славословие Божией Матери.
К назначенному времени ни диспетчера, ни обещанного таксиста мы не нашли. Пешком, а это 3,5 – 4 часа, вернуться в монастырь к началу службы мы уже не успевали, да и усталость, честно говоря, давала о себе знать. Ехать же было не на чем – весь транспорт был занят. Напряжение и нервозность возрастали, а вместе крепчали эпитеты и выражения в адрес водителя. Кто-то из местных показал нам дом, в котором живет диспетчер. После долгих наших стуков нам изнутри, не открывая, ответили, что мы в число друзей не входим и видеть нас не хотят. Так русскоговорящий провожатый перевел сказанную по-гречески тираду. И нас это как-то вразумило. Успокоившись, мы смирились с положением, вспомнили, наконец-то, где находимся, и стали просить Богородицу о помощи – ведь о. Вячеславу надо было петь на клиросе. Результат последовал незамедлительно – к нам подбежал один из водителей такси и сказал, что он не только подвезет нас до места, но согласен возить нас куда угодно и в любое время. В машине мы всю дорогу молчали, осмысливая про-исшедшее, и благодарили Богородицу. На службу мы успели.
Канон Богородице
На вечерней службе канон Богородице читал духовник монастыря иеромонах Макарий. Он читал его по памяти. Собственно, чтением это на-звать нельзя. Это было общение человека с Богородицей. Не одностороннее обращение, а именно общение. Об этом говорило всё: его негромкий, спокойный и в то же время уверенный голос; интонации – иногда просительные, иногда убеждающие, иногда – как у человека, получившего удовлетворяющий его ответ; выражение его лица, движение рук, да и сама благоговейная живая тишина, когда хочется замедлить, задержать дыхание, чтобы не лишиться ощущения Ее присутствия. Но вот звучат последние слова канона. В храме тишина, наполненная сопричастностью этому чуду общения и в то же время сожалением, что оно закончилось. Когда о. Макарий повернулся, и в свете свечей стало видно его лицо, я понял, что его здесь, с нами, пока еще нет.
На послушании
Утром после службы мы собрались звонить нашему водителю. Но оказалось, что на нас были другие планы. К нам подошли монахи о. Павел и о. Смарагд и предложили потрудиться во славу Божию и на пользу монастыря. При этом о. Павел, бывший ученый-физик, с улыбкой пообещал занять нас трудом интеллектуальным. Мы с радостью согласились. Итак, погрузившись в неимоверно прыгающую и дребезжащую тележку, прикрепленную к тарахтящему трактору, мы отправились выполнять послушание. Оно заключалось в том, что мы разматывали бухты пластиковых труб и укладывали их от хранилищ воды вниз по склону к монастырю. Хранилища – это огромные резервуары по сбору воды, которой снабжается монастырь.
Насчет «интеллекта» о. Павел не лукавил – хозяйственное устройство монастыря оказалось далеко не примитивным. Мне, по специальности физику, было интересно познакомиться и с системой сбора и распределения воды для нужд монастыря, и с идеей энергоснабжения обители с помощью солнечных батарей – эти батареи уже устанавливаются. К вечеру, устав и обгорев на солнце, мы с чувством исполненного долга и, чего греха таить, удовольствия, пошли в душ.
В костнице
До службы оставалось время, и мы решили посетить монастырскую костницу. На Афоне по прошествии некоторого времени после смерти останки умершего откапывают, черепа надписывают и помещают в костницу, туда же относят и кости умершего. Тишина в костнице особая, она не мертвенная, не тоскливая, не гнетущая. Это спокойная тишина ожидания воскресения в вечную жизнь со Христом. Сознание неотвратимости смерти не вызывает здесь ужаса небытия, и апостольское: «не скорбите, якоже и прочии неимущии упования…» звучит особенно убедительно. Молитвенно помянув усопших – «зде лежащих и повсюду православных», – отправляемся на службу.
Путешествие продолжается
Назавтра, погрузившись в приехавшую за нами машину, мы продолжили путешествие. Первый пункт – Белозерка. Очень чистый и ухоженный скит. Роспись и иконы храма выполнены иконописцами мастерской, которая здесь находится. В храме была какая-то праздничная атмосфера, и очень захотелось спеть. Сопровождающий нас монах-грек, выразивший сначала по этому поводу неудовольствие, как только услышал о. Вячеслава, благоговейно произнес: «Сладкопэвец!» и просил петь еще и еще, так что мы даже беспокоиться стали – время было ограничено.
Но вот и могучие стены Иверского монастыря. Поклонившись чудотворной иконе «Вратарницы», немного отдохнув у источника, который, по преданию, истекает из места, куда ступила Богородица, двинулись дальше – в Ильинский скит, основанный прп. Паисием Величковским, и монастырь Ватопед. Помолившись на монастырской службе, выходим из трапезной после завтрака. Поднимаю голову и вижу: в окружении монахов стоит и беседует с ними настоятель монастыря архимандрит о. Ефрем. Увидев мою русскую скуфью, он широко улыбнулся и приветствовал меня по-русски: «Христос Воскресе!» «Алифос Анести!» – ответил я и подошел под благословение. Благословив, он обнял меня и, задав несколько вопросов, отпустил.
Следующий – монастырь Дохиар. Главная его святыня – икона Божией Матери «Скоропослушница». Когда смотришь на приношения, свидетельствующие об исполнении прошений, то происходит удивительное – ты ощущаешь одновременно всё: боль и горе человека, его молитву, ожидание, радость исполнения просимого. И мы помолились и попросили каждый о своем.
Обратно в монастырь Св. Пантелеимона шли пешком, разделившись: мы с о. Вячеславом решили идти вдоль моря, а наши спутники – выше, по дороге. Несколько раз нам преграждали путь круто обрывающиеся в море отроги хребта, и нам приходилось заниматься скалолазанием. Уставшие, грязные, исцарапанные и очень довольные мы пришли в монастырь, где нас уже ждали наши друзья.
Домой
Вечерняя и утренняя службы, и вот мы уже на пароме. Впереди Уранополис, позади – Афон; вот уже не видно монастыря, вот скрылась и Гора Афон, вот мы уже в автобусе на пути в Салоники. Гостиница. Самолет. Всё – дома. Привычная суета мегаполиса и острое воспоминание о чуде пребывания на Афоне, которое словами передать трудно.
Иеродиакон Паисий (Шурухин)