Незабываемые воспоминания

str4Псаломщица Нина Борковская (в постриге монахиня Неонилла) – своего рода легенда Свято-Троицкого собора. Прихожане, посещающие наш храм на протяжении многих лет, вспоминают ее как опытного уставщика, знатока церковной службы. За сорок лет служения Богу в Троицком соборе она собственноручно переписала множество нот с песнопениями на каждый день года. Мы попросили матушку Неониллу поделиться с нашими читателями воспоминаниями о своей жизни.

Родилась я под Киевом в 1927 г. Мама моя была католичкой польского происхождения, а отец – русский, родом из Саратовской области. В 1929 г., вскоре после рождения моей сестры, отца посадили за контрреволюцию. Опасаясь ареста, мы всей семьей – мама, я, брат Петр, сестра Лариса – уехали в Саратов, к бабушке отца Ларисе, дочери священника. А потом уж и отец, после того как его освободили, приехал сюда.

Боясь ареста, родители нас с братом записали по деду матери Феликсовичами и фамилию дали также его – Борковские. И только младшую сестру потом записали по отцу – Ларисой Серафимовной Егоровой.Псаломщица Нина Барковская (в постриге монахиня Неонилла)

Страшное тогда было время: сегодня ходишь свободно, а завтра возьмут да и увезут тебя в тюрьму или на расстрел непонятно за что. Отец мой после освобождения всю жизнь потом смотрел прежде чем по улице идти – нет ли «черного ворона»? А сколько раз друзья родителям рассказывали – выроют чекисты на кладбище яму, ночью привезут арестованных человек 20, наспех расстреляют, да и бросят в яму. Кого мертвого, а кого и полуживого закопают. Так потом еще три дня земля дышит.

В раннем детстве бабушка Лариса водила меня в Княже-Владимирскую церковь, где сейчас Детский парк находится. В 1932 г., когда мне исполнилось пять лет, ее закрыли, в 1933 или 1934 г. и вовсе сломали, а из церковных плит построили баню. Бабушка моя в это время уехала к дочери в Базарный Карабулак.

«Церковь открыли…»

Шел 1942 г.. Война в самом разгаре. У всех было одно большое горе, и потому люди жили одной семьей. Мне тогда было 15 лет. Училась я в 9 классе и никак не могла закончить школу: то чернила замерзали, то обувь разваливалась, то есть было нечего. А морозы той зимой стояли до 40 градусов.

На главных улицах стояли громкоговорители, которые в определенные часы сообщали о том, что происходит на фронте. Народ подходил к этому времени к ним толпами, чтобы узнать новости с фронта, которые передавал диктор Левитан. Ведь в каждой семье были фронтовики. Вражьи силы наступали, и каждый день сообщали, что от России опять отняли часть родной земли.

И вот бегут к нам в квартиру соседи и кричат: «Церковь открыли!» Точно помню, что узнали мы об этом под праздник преподобного Сергия Радонежского, который отмечается 8 октября. Тогда я, моя подруга и еще кто-то из соседей стали узнавать, как в церковь добраться. Нам объяснили, что нужно дойти до Крытого рынка, потом вверх до улицы Ленина, а затем вниз, к Волге, где и находится Троицкий собор.

Пришли мы в церковь уже к службе. Внутри горят лампадочки, все очень благолепно. Мне показалось, что я попала в рай. Служил о. Михаил (Лобачев). Говорили, что он бывал на Афоне. О. Михаил обладал редким бархатным голосом. Когда он выходил помочь на клирос, если там не было певчих, то было впечатление, что поет хор. Я не раз удивлялась: вижу, что стоит один батюшка, а поет целый хор.

Утром пришли к Литургии до начала службы, и нас всех встретил настоятель Свято-Троицкого собора о. Борис (Вик), будущий епископ Саратовский и Вольский. Он вел работы по ремонту еще неустроенного храма. Забот у него было много и по ремонту, и по богослужению. Надо было найти певцов для правого хора. Многие ведь боялись петь в храме – вдруг заберут?

На каждый день он нашел трех монахинь: мать Марию (Крюкову), мать Александру и мать Екатерину. Вот эти три монахини после службы на клиросе должны были убирать всю церковь. Народу было очень много, стены «плакали» от влаги. Матушки с табуреток (стремянок тогда не было) швабрами обтирали стены, с которых струились потоки воды.

В церкви сделали иконы из каких-то картонок, в них потом завелись клещи, которых долго выводили. Крещальня была в сторожке при церкви, где стоял куб с водой. Печи стояли в алтарях, в верхнем храме еще и по углам притвора, а в нижнем храме в трапезной части была одна печь. Бывало, затопят печь в алтаре, а дым весь летит в храм, глаза ест. Прихожане открывают двери и выпускают последнее тепло.

За множеством народа приходилось Пасхальную утреню служить на улице. Ставили помост перед храмом, служил сам владыка Борис. Он обладал редким по красоте и выразительности голосом. Когда он пел, его слышали все собравшиеся. А народ стоял до улицы Чернышевского.

str5
Епископ Борис (Вик)

Перед тем как стать Саратовским епископом, владыка Борис управлял Черниговской епархией. Оттуда он привез большую, в рост человека, икону свт. Феодосия Черниговского с большим мощевиком. Сейчас она находится в верхнем храме Троицкого собора.

Помню, как на Крещение Господне в 1949 г. освящали воду на Волге. Народу было! После этого власти пустили слух, что многие купавшиеся в тот день в проруби заболели. Мне кажется, в этом было много неправды. С тех пор не разрешали освящать воду на Волге, только в церковной ограде, в баках.

А владыку Бориса, как мне потом рассказывали, насильно перевели в другую епархию. Он сам саратовский, вырос в Саратове и не хотел никуда ехать. Знаю, что умер он в Одессе в 1965 г., будучи архиепископом Херсонским и Одесским.

Ремонт храма

После войны было очень тяжелое положение, многие дети и подростки остались без родителей, без всяких средств к существованию. И вот эти подростки по трубе забирались на чердак, разводили огонь, чтобы немного согреться. От этого в углах обуглились балки.

Как-то утром мы приходим в храм, а сторож нам говорит: «Верхний храм обрушился», и рассказал нам о чудесном избавлении рабочих. Когда рухнул потолок, сторож побежал в храм. Через 20 минут, когда дым и пыль рассеялись, выяснилось, что электромонтер и плотник, которые там работали, оказались живы. Плотник на балке стоял, а монтер держался на весу за крюк.

Положение было угрожающим – воспользовавшись таким предлогом, власти могли снова закрыть собор. В то время настоятелем собора был о. Иоанн Цветков. Он некоторое время работал в миру прорабом и разбирался в строительных вопросах. О. Иоанн попросил певчую Марию Павловну Гончарову о помощи. Она в то время работала в книжном магазине на углу Вольской и Немецкой. Через своего директора Мария Павловна сумела достать шпалы. Рабочие очень быстро отремонтировали верхний храм, и собор был спасен. А директора, который помог, лишили должности.

Работа в храме

По возможности я приходила в Троицкий собор – и на службу, и помогать. Но была вынуждена устроиться на завод, как только в марте 1943 г. мне исполнилось 16 лет. Жить было не на что. Брата забрали на фронт, как только ему исполнилось 17 лет. Отец до войны уехал по вербовке в Брест, потом был шкипером на Днепре. В самом начале войны он попал в плен.

Завод, на который я устроилась работать, находился на углу улиц Чернышевского и Новоузенской. Здесь делали поршни и другие детали для тракторов. Отправляли их по всей России. Ведь надо было сеять хлеб, кормить армию, народ. Работали по 12 часов в сутки, неделю в день, неделю в ночь. Мама сутками работала в больнице.

Как только закончилась война, я стала проситься, чтобы меня уволили с завода. Но меня не отпускали, говорили, что сначала нужно закончить 10 классов в вечерней школе. И наконец 2 мая 1948 г., на Пасху, меня отпустили. А я уже заранее договорилась с владыкой Борисом, и он обещал меня взять псаломщицей на клирос, в помощники монахиням. Они уже выбивались из сил. Нас взяли троих: меня, Галю Григорьеву, которая потом работала регентом левого хора в Духосошественском соборе, и еще одну девочку, которая вскоре умерла после операции.

Музыкального образования у меня не было, всему училась уже на клиросе. Галя Григорьева, до того как прийти в Троицкий собор, ходила учиться пению на дом к какому-то регенту. А я ходить с ней не могла из-за работы. Поначалу я только читала на службах в будние дни. Потом стала тихонько подпевать певчим. Поначалу, конечно, не совсем правильно. Но я не унывала, и постепенно научилась петь. И одна из певчих, Лидия Дмитриевна Хвостова, попросила настоятеля, чтобы я пела вместе с ними.

Хор

В правом хоре пели в основном певцы из Театра оперы и балета имени Чернышевского. Некоторые из них были воспитанниками Крестовоздвиженского монастыря, при котором действовала школа. Они рассказывали мне, как во время войны набирали певцов в Театр оперы и балета. Вот придет певец, его спрашивают: «Вы где раньше пели?» Он называет место, ему назначают прослушивание. Другого певца спрашивают: «А Вы где пели?» Он отвечает: «В церковном хоре». И его берут без всякой проверки. Вот как ценилось церковное пение. Протодиакон о. Феодор Третьяков тоже пришел из театра. Хорошо служил. Помню, как молитвенно исполнял он «Великого Господина и Отца нашего…»

Левым хором руководил Степан Петрович Покровский, который пришел к нам с несколькими певцами из Христо-Рождественской церкви. Степан Петрович был сыном священника Петра Покровского, расстрелянного за веру. У него было пять детей: Ольга, Анна, Мария, Степан, Нина. Из-за отца им не разрешили учиться в школе, и все дети были самоучками.

Степан Петрович пришел к нам в 1949 г., а умер в 1971 г., и за это время старался не пропускать ни одной Литургии. Если он не регентовал сам, то стоял в алтаре и читал поминовение. Даже когда лежал в больнице, нередко выбирался на службу. Умер Степан Петрович от болезни сердца.

Певчей была и его жена Евдокия Архиповна, а внук Владислав сейчас поет в хоре Казанского храма г. Саратова. Недавно он приходил ко мне и расспрашивал про деда, ведь он родился через год после смерти Степана Петровича.

Наш регент Степан Петрович очень молитвенно исполнял многие вещи. Вот, например, на Страстной седмице наберет удвоенный квартет и поет с ним стихиры напевом, написанным композитором Соловьевым. Прихожане слушали их затаив дыхание. Кстати, на Страстной хор собирался в храм за час до службы – на спевку.

В Троицком соборе хранилось много нот. Часть из них принесли прихожане, которые хранили книги с нотами после закрытия саратовских храмов. Это были древние книги со старинными печатями. Часть мы переписывали сами в библиотеках. Степан Петрович сам писал много нот на распевы. Помню, как композитор Додонов, проезжая из Астрахани через Саратов, продал нашему собору некоторые свои ноты.

При владыке Филиппе (Ставицком) в Троицком соборе даже набирали любительский хор. На собрание пришло человек сто, из них отобрали человек двадцать и стали учить. Потом они пели на клиросе.

Архиереи и священнослужители Троицкого собора

str5_1
Епископ Вениамин (Милов)

Не могу не вспомнить про архиереев и священников, которых саратовцы чтят как угодников Божьих. Они почти все побывали в ссылке. Вот, например, отец Константин Соловьев пришел из ссылки и служил внештатным священником в Свято-Троицком соборе. Или владыка Вениамин (Милов). Он у нас был всего полгода и здесь похоронен на Воскресенском кладбище в 1955 г. И до сих пор горит на его могиле неугасимая лампада. А вот владыка Палладий (Шерстенников), в прошлом врач, когда пришел из ссылки весь оборванный, то его соборный сторож даже метлой выгнал, а потом оказалось, что это архиепископ. И так бывает.

Вспомнила еще про владыку Варфоломея (Гондоровского). У нас он был всего только около года, а оставил добрую память своей справедливостью и любовью к людям. Когда его провожали, то прихожане подняли его с машиной вместе и понесли к поезду. Все плакали. Владыка сказал: «Если бы я знал такую вашу любовь ко мне, то попросился бы остаться в Саратове».

Вспоминаю протодиаконов – о. Василия Султанова и о. Лазаря Новокрещенных, много лет они украшали наши службы своими голосами. О. Лазарь, когда был протодиаконом, то больше мог радовать нас своим пением, а теперь он священник и молится за нас.

***

Сама я в Троицком соборе проработала до 1992 г. При владыке Варфоломее в 1964 г. приняла в архиерейском доме тайный иноческий постриг. В 1992 г. владыка Пимен (Хмелевской) перевел меня в Свято-Алексиевский скит, который позже был преобразован в женский монастырь. В монашество с именем Неонилла меня постригли уже в монастыре. Здесь все – и храм, и сестринский корпус, строили при мне. А сейчас тружусь не только в монастыре, но и на Подворье нашем в пос. Алексеевка Хвалынского района – помогаю там с уставом служб.

Записала Марина Шмелева