18 июня Церковь совершит память всех святых, в земле Русской просиявших.Чего только ни услышишь от иного умника, вроде бы и впрямь неглупого человека, с высшим к тому же образованием и большим опытом пребывания во Всемирной паутине! Не так давно одна знакомая принялась мне доказывать: «Православие навязывалось русским царской властью, оно держалось на насилии, а народ оставался полуязыческим, суеверным, но не верующим в христианском смысле…».
И это ведь не ново: в 1848 году пламенный демократ и атеист В. Г. Белинский писал православному Гоголю примерно то же самое: «Приглядитесь попристальнее, и вы увидите, что это по натуре глубоко атеистический народ. В нем еще много суеверия, но нет и следа религиозности…».
Белинскому я ответить, конечно, не могу (ему, кстати, сам Гоголь ответил великолепно), а вот знакомой своей — постаралась.
Каким же образом суеверно-языческий народ породил такое количество изумительных святых? Ведь святые не падают на землю с неба — их порождает и вскармливает родная им среда. За каждым русским святым — не одно поколение его благочестивых предков, у каждого из них в крови та культура, тот образ жизни, где быт неотделим от церковного служения. Каждый преподобный или святитель вырос в той среде, которая была способна взрастить и укрепить подвижника; а такая среда создавалась, опять же, святыми. Святость — это всегда преемственность. Россия — страна, создавшая такую преемственность.
В этом году исполнилось 190 лет со дня рождения Сергея Александровича Рачинского — тоже, рискну сказать, своего рода святого, хотя и не канонизированного. Сергей Александрович был ученым, просветителем, педагогом, подвижником, он создал и за свой счет содержал в Смоленской губернии целую сеть школ-интернатов для крестьянских детей. Образование в этих школах было неотрывно от воспитания в вере и благочестии, а сеть лучше назвать живым древом, поскольку выпускники школ Рачинского сами становились учителями в таких школах. В своем рассказе «Школьный поход в Нилову пустынь» Сергей Александрович рассказывает о шестидневном пешем паломничестве шестидесяти детей во главе с ним, учителем, к преподобному Нилу Столобенскому. Литературное дарование Рачинского сделало рассказ о юных паломниках необычайно живым, чутким и ярким; читая, мы видим, насколько готовы эти мальчики из простых крестьянских семей ко встрече со святым. У единственного на шестьдесят подростков взрослого нет с ними, как мы теперь выражаемся, проблем: они не разбегаются, не озоруют, они идут к «угодничку Божию»:
«Мы приложились к мощам, и монахи заботливо провели наших ребят вперед, так что все очутились на ступенях солеи. Была суббота. Началась всенощная, торжественная и длинная, с прекрасным пением смешанного хора на правом клиросе… Длилась она от шести часов до половины одиннадцатого, и никто из нас не ощутил ни малейшего утомления…»
А утром те же ребята вскакивают с соломы, на которой ночуют, в четыре утра и, не разбудив учителя, сами бегут к ранней обедне! Вот чем были для русского народа его святые. И не они ли формировали русский характер, а вернее сказать, тот идеал человека, который жил в русском сердце? Как сказал однажды Святейший Патриарх Кирилл, Русь называли святой не потому, что в ней жили только святые, а потому, что ее идеалом была святость. Святость, а не что-то из другого списка: сила, стальная воля, властность, гордость, неустрашимость… Культ Александра Македонского или Наполеона Бонапарта — это не наше. Наши святые воины, благоверный князь Александр Невский то будь или адмирал Феодор Ушаков, проявляют мощную волю не ради собственного величия, а ради Отечества. Россия из века в век живет не гордыми сверхчеловеками, а смиренными святыми — от преподобного Сергия Радонежского до священноисповедника Афанасия Ковровского, от святых благоверных князей Бориса и Глеба до царя-страстотерпца Николая II с семьей… Вот почему идеал русского христианского характера — это святая душа, смиренный светлый человек, перышко в Божием дыхании. И этот характер многократно отражен в русской литературе, хотя, казалось бы, герои ее не святые, а обычные люди.
Например, главное действующее лицо автобиографической эпопеи Ивана Шмелева («Лето Господне», «Богомолье», рассказы) — старый замоскворецкий плотник Михаил Горкин, человек, рядом с которым мальчик Ваня чувствует себя в безопасности, в тепле и свете, старший друг, с которым Ване всегда интересно. Горкин, по сути, монах в миру, подвижник, не осознающий своего подвига — просто любящий Христа и живущий в Его Церкви как рыба в воде. Второй центр мира для мальчика Вани — его отец: радостный труженик, творец, щедрая, дарящая, прощающая душа. Это воистину Божии люди.
Если мы будем перечислять других Божиих людей русской литературы, то увидим, что они очень разные и бесконечно, казалось бы, далеки друг от друга: от князя Мышкина до Настены из распутинского «Живи и помни» или до его же старух с обреченного острова Матёра; от глубоко православных героев Василия НикифороваВолгина и Бориса Зайцева до неверующего, как кажется, солдата Сашки из фронтовой повести Вячеслава Кондратьева… или до дяди Зуя из северной деревни Чистый Дор, навек запечатленной Юрием Ковалем. Разные эпохи, судьбы, мировоззрения… Но что роднит этих «несвятых святых»? Чистота сердца. Чистые сердцем Бога узрят (ср.: Мф. 5, 8). Люди, вобравшие в себя то лучшее, что жило и живет в их народе, видят Бога, даже если им запрещают в Него верить.
И ведь неслучайно у нашего народа такое чутье на святость — он видит ее в человеке даже тогда, когда, кажется, и не различить совсем. Так, он всегда видел святость в своих юродивых, вид и поступки которых кого угодно могли привести в шок. И так же сразу увидел пензенский и саратовский православный люд святого в 35‑летнем болезненном епископе Иннокентии, который и прослужил-то в здешних краях с июня по август 1819 года, а затем слег и уже больше не встал — в октябре того же года преставился.
Святые — участники русской истории. Они — ее защитники, духовные устроители, они ходатаи за нее пред Богом. Святые бывают очень разными и по-разному участвуют в судьбе родной земли. Кто-то защищает ее с мечом в руках. Кто-то молится о ней в глухом лесном скиту, а кто-то, напротив, всегда среди людей — учит, проповедует, просвещает, кормит голодных, протягивает руку тем, кто упал… Кому-то из святых суждено отходить ко сну в царских покоях, а кому-то — в навозных кучах, потому что среди зимы они лучше всего сохраняют тепло; но и тот, и другой уже отверглись себя и взяли крест, чтобы следовать за Христом (см.: Мф. 16, 24).
Каждая эпоха российской истории озарена — а когда-то, может быть, не озарена, а тихо, незаметно для иных подсвечена — жившими в те годы святыми. Эпоха святого князя Александра Невского, эпоха преподобного Сергия и его учеников, преподобного Иосифа Волоцкого, святителя Митрофана Воронежского, преподобного Серафима Саровского, митрополита Филарета, праведного Иоанна Кронштадтского… Наконец, эпоха гонений ХХ века, которую можно назвать безбожной, а можно — эпохой новомучеников и исповедников, эпохой великих утешителей народа, отлученного от церковной жизни, во тьме светивших и тьмой не объятых…
В этот день мы будем молиться всем русским святым, прося, чтобы они и теперь не лишали Россию своей защиты и покровительства; чтобы в это очень сложное и опасное для России время они особенно прилежно молились о ней. Но, кроме этого, мы должны, наверное, задуматься о том, к какому народу мы с вами принадлежим, поблагодарить Творца за эту принадлежность и, конечно, никому не позволять о русском народе лгать.
Вы — соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? (Мф. 5, 13). Конечно, эти слова Христа, обращенные к ученикам, наднациональны — как все Священное Писание. И все же на примере России и ее святых они особенно понятны. Если бы святость в России потеряла силу, ни военной мощью, ни экономическими успехами, ни самым, как кажется, справедливым общественным устройством, ни чем-то иным никто ее не заменил бы.
Газета «Православная вера», № 06 (722), июнь 2023 г. [Марина Бирюкова]