Возможно, не так существенны и значительны сами по себе приведенные эпизоды из недавнего прошлого собора, однако и они уже заняли свое, соответствующее им место в его истории. И небесполезно по временам остановиться, вспомнив о бывшем, – что-то осознать, над чем-то задуматься, чему-то улыбнуться. И за всё поблагодарить Бога.
Вспоминают иеродиакон Паисий (Шурухин), Людмила Кузнецова
И сказал Бог Ною и сынам его с ним: вот, Я поставлю завет Мой с вами и потомством вашим после вас… Я полагаю радугу Мою… чтоб она была знамением вечного завета между Мною и между землею (Быт. 9, 8–13).
«Божия дуга»
– (Л.К.) Начало 2000-х. Жаркое лето. В Саратов на пароходе «Равноапостольный князь Владимир» приплывает крестный ход по водам. Мы – православное духовенство и верующие – встречаем его у причала на волжском берегу. Сошедшие на саратовскую землю крестоходцы являют собой удивительно красивое зрелище – они движутся так величественно, неспешно и плавно, будто продолжают плыть, только уже не по водам, а по воздуху. Здесь же, прямо у причала, совершается молебен, посвященный единству славянских народов. Единству славян посвящен и сам крестный ход.
День безветренный, ясный. На небе – ни тучки, ни облачка, лишь раскаленный солнечный диск. Я стою чуть в стороне от основной массы молящихся, так как рядом со мной сидящая в коляске 2-летняя внучка. Замечаю необычное оживление среди верующих, люди начинают смотреть вверх. Смотрю туда и я – и вижу чудесное, никогда мною ранее не виданное: вокруг солнечного диска, вплотную к нему – круговая яркая радуга. В наличии все цвета, в полном соответствии со школьной подсказкой: каждый охотник желает знать, где сидят фазаны… По окончании молебна радуга не исчезла, она продолжала нас радовать, когда мы, теперь уже совместным крестным ходом, шли в Троицкий собор. А после молебна в соборе незаметно растаяла.
Впоследствии мне (да и не только мне) доводилось и еще наблюдать радугу – уже непосредственно над собором. 22 января, в морозный солнечный день памяти свт. Филиппа, митрополита Московского, радуга, расположенная горизонтально, не исчезала, оставаясь четкой и яркой, примерно в течение 6-ти часов (с 9 до 15). Вторую, также горизонтальную, расположенную над входом в собор, можно было видеть в день памяти свт. Николая – 22 мая 2011 г.
Согласно Писанию, радуга – символ примирения Бога с человеком. Потому и называется еще «Божией дугой», «Небесной дугой» (см. толковый словарь В. Даля).
Трудовые будни
– (Л.К.) Как всё начиналось. Захожу в канцелярию собора. Марина, казначей собора того времени, сочиняет письмо с просьбой пожертвовать нечто собору. От меня требуется подсказать подходящую формулировку. «А что просим?» – спрашиваю. «Да сковородка нам нужна, сковородка! – с болью в голосе отвечает уставшая от рассылки прошений Марина. Сейчас подобная жертва на храм может вызвать улыбку. А тогда – реформы, путчи, перевороты, зарплату месяцами не платят, или же могут выдать – но не деньгами, а, к примеру, елочными гирляндами… В такое время милостью Божией восстает из руин Русская Церковь. Недостаток средств компенсируется энтузиазмом. Всё происходящее в Церкви воспринималось как чудо, и не только воспринималось, но и действительно им было…
– (Л.К.) «Марина-великомученица». Стена храма подлежит покраске, поэтому ее освобождают от икон. Стоя на стремянке, один из рабочих снимает их и передает стоящим на полу. Казначей Марина придерживает стремянку (не удивляйтесь, что это делает казначей – в те времена все делали всё). Неловкое движение рабочего, и вырвавшаяся из его рук икона, казалось, неизбежно должна упасть на голову Марины. Но – поправ все законы физики (вопреки им) – тяжелая икона в массивном деревянном киоте благополучно «миновала» голову, лишь слегка коснувшись шеи и плеча. Ни икона, ни Марина не пострадали. Подвел итог случившемуся постоянный участник всех работ в соборе диакон В. (теперь уже протоиерей), он сказал: «Ну вот, Марина, теперь ты – великомученица». А икона и сейчас присутствует в нижнем храме собора – это икона Честного и Животворящего Креста Господня.
– (Л.К.) Било. Для тех, кто не знает: било (от славянского «бити» – ударять) – это ударный сигнальный инструмент в виде деревянного или металлического бруса, звук извлекается ударением по нему колотушкой. Используется с той же целью, что и колокола.
Вот такое било весом в 800 кг предстояло поднять на колокольню и разместить рядом с колоколами. Первый этап решался с помощью подъемного крана – било поднято на уровень оконных проемов колокольни, дальнейшая задача – втащить его внутрь и закрепить.
Группа рабочих поднялась на колокольню и готова к выполнению задания. По крутой лестнице взбежал сюда и настоятель собора отец В. Окинув взором бригаду, батюшка с удивлением поинтересовался: «А где завхоз?» (для справки: завхозом в то время был нынешний иеродиакон Паисий, а тогда – просто Вадим Георгиевич). Отцу В. объяснили, что завхоз стоит внизу, откуда будет «управлять» операцией. Батюшка удивился еще больше и вопросил: «Если завхоз будет управлять, то тащить-то кто будет?!» Ему ответили, что тащить будут все собравшиеся. Отец настоятель еще раз посмотрел на бригаду, оценивая ее «грузоподъемность», и принял окончательное решение: «Да тьфу!.. (так эмоционально он выразил несогласие с намеченной расстановкой сил)… Завхоза сюда!»
800-килограммовое било втащили в колокольню два уже достаточно пожилых человека: отец настоятель и завхоз (будущий отец Паисий). «Да, были люди в наше время…» (Лермонтов. «Бородино»).
«Горячая» агиасма
– (о.П.) Это было в начале моей хозяйственной деятельности в соборе. Правящим архиереем был тогда архиепископ Александр, а настоятелем собора – отец Сергий Демешкевич, он же и пригласил меня в собор на должность завхоза. Так вот – незадолго до праздника Крещения Владыка Александр запретил (в связи с состоянием собора и колокольни, близким к аварийному) устанавливать баки для освящения воды в соборе, а также использовать для раздачи крещенской воды (агиасмы) колокольню и здание старой крещальни. Если учесть, что в городе в то время было всего несколько действующих храмов, а Троицкий был основным «источником» святой воды, то это было «ЧП» не местного, а городского масштаба.
Вышли из положения таким образом: баки разместили в здании старой крещальни, а шланги с кранами вывели наружу. Воду раздавали два человека: я и мой постоянный помощник по хозяйственным делам художник Валерий (ныне уже преставившийся). Как потом рассказывали, картина была впечатляющей: на улице минус 300, извивающаяся по двору собора очередь, конец которой теряется в утренней морозной дымке где-то за музеем краеведения, и мы – голыми руками берущие, наливающие и отдающие всякого рода емкости (в том числе и металлические) страждущим и жаждущим. У многих в глазах был ужас, когда они смотрели на наши красные и мокрые руки, от которых шел пар. Нам же было не холодно, а жарко, и мы предлагали всем желающим дотронуться своими закоченевшими руками до наших горячих рук. И надо было видеть, как у людей менялись глаза, когда приходило понимание, что это не просто «H2O», что они причастны к милостью Божией явленному чуду. Так было несколько дней, пока мы раздавали воду: крещенский мороз набирал силу, а агиасма по-прежнему нас «грела».
С улыбкой
– (о.П.) «Семь раз отмерь». Однажды при проведении очередных работ в нижнем храме под штукатуркой обнаружилось множество проводов, оставшихся от прежних времен, идущих в разных направлениях. Получив распоряжение настоятеля разобраться в них и убрать всё лишнее, приступили к его исполнению. Через какое-то время входит энергичный и деловой отец настоятель, видит висящий на стене провод, с укоризной восклицает: «Никому ничего поручить нельзя, всё самому делать приходится!» – и с этими словами быстро и решительно (мы даже рта открыть не успели) обрывает провод. Результат ждать себя не заставил: через пару минут, в самый кульминационный момент обличительной речи настоятеля, в храм влетела группа быстрого реагирования, в полной экипировке – в касках, бронежилетах, с автоматами. Потому что настоятель оборвал провод охранной сигнализации. Судя по экипировке и незамедлительности появления, охрана, вероятно, решила, что Троицкий захватила банда террористов. Разобравшись с ситуацией и попросив «вначале головой работать, а уж потом руками», бойцы уехали. Вместе с батюшкой мы от души посмеялись, а потом восстановили провод.
– (о.П.) «Страха не убоимся». За всё время моего пребывания в должности завхоза не могу вспомнить хоть краткого периода, когда бы мы не занимались работами по благоустроению территории или самого собора. В то время рабочих, вместе со мной, было 4-5 человек. Каждый из них профессионально владел 2-3 специальностями. Все работы по электрике, сантехнике и прочие выполняли своими силами. В этот раз мы занимались приведением в порядок трапезной части верхнего храма. В числе прочего надо было осмотреть перекрытия пола этой части, а также оценить состояние кладки купола трапезной части нижнего храма. Для этого необходимо было через люк в полу спуститься в подпол. Так как там было много мусора, пыли и паутины, пришлось готовить целую «экспедицию». Раздобыли снаряжение: перчатки, халаты, комбинезоны, очки, респираторы, фонари, и спустились в люк. Время было вечернее, после службы. Продираясь сквозь завесу паутины, спотыкаясь о завалы строительного мусора, осмотрели и свод купола, и заделку балок, и сами балки. Навели, как смогли, порядок и, изрядно намучившись, потянулись в густом пылевом тумане к «вылазу». Чтобы не расшибить головы о балки, под люком положили мощный фонарь, направив луч вверх. Я полез первым.
А наверху нас ожидал сюрприз. Краем глаза, через запыленные очки увидел, что в храме кто-то находится. Этим «кто-то» оказалась пришедшая мыть полы уборщица. Она увидела дыру в полу, поднимающийся из этой дыры столб светящегося дыма, и в дыму из-под пола лезет чудовище – ужасные лапы (прорезиненные перчатки), огромные блестящие глаза (очки), вместо носа и рта какой-то хобот, и всё это в клочьях паутины… А за ним еще и второй лезет… Уборщица не растерялась, она что-то громко произносила и приближалась к нам с выставленной вперед, на нас нацеленной шваброй, судя по всему она отступать не собиралась, а намеревалась затолкать нас («нечисть этакую») туда, откуда мы только что вылезли. Чтобы избежать столкновения с уборщицей и ее шваброй, мы начали громко кричать: «Да свои мы, свои!..» – и спешно сдирать с лица респираторы и прочую защитную атрибутику.
Позже спросили уборщицу, что же она произносила в своем наступлении на «супостатов». Оказалось, это был 90-й псалом, «Живый в помощи Вышнего». А мне при этом вспомнились сразу два текста: некрасовское «Есть женщины в русских селеньях…» и церковное «Страха вашего не убоимся, яко с нами Бог!» Она и не убоялась. Не помню, к сожалению, ее имени.
О сквере
– (о.П.) Вспоминается время, когда городские власти стали передавать в ведение собора прилегающую к нему территорию. Надо сказать, что расположенный здесь сквер к тому времени представлял собой печальное зрелище, если не сказать больше. Старые, больные и засыхающие деревья, буйно разросшаяся сорная трава, ржавые трубы бывшей системы полива, разбитые дорожки… В том месте, где сейчас пруд с рыбками, была заброшенная клумба, скрытая зарослями кустарника. На этой клумбе летом, в сделанном из подручных материалов то ли шалаше, то ли сарае, жили люди, ведущие бродячий образ жизни. Захламлена была вся территория сквера, но было и особо выдающееся в этом плане место. За одним из изгибов забора было – даже не знаю, как «это» назвать: кучи полусгнившего тряпья, пакеты с отходами и, кроме того, – импровизированный туалет на свежем воздухе. В него забегали люди «с клумбы», да и просто «нуждающиеся» с улицы.
В процессе передачи, который длился достаточно долго, сотрудникам и прихожанам собора приходилось много чего выслушивать и отвечать на различные вопросы, лейтмотивом которых было: «Зачем Церковь отнимает землю у трудового народа?» Были и представители СМИ с провокационными вопросами, и экологи, оплакивающие засохшие деревья и сорняки… В ход пошла даже классика: «Почем опиум для народа?» (см. Ильфа и Петрова). Особо запомнился один случай. 
Подошедшая ко мне женщина с негодованием говорила, что нельзя лишать людей такого места отдыха и глотка чистого воздуха, нельзя отбирать у детей место, где они могут погулять и поиграть. Вспоминала, как ее маленькой приводили сюда, и сокрушалась, что ей приводить внуков будет некуда. Внимательно ее выслушав, я сказал: «Пойдемте». – «Куда?» – «Сейчас увидите». Я показал ей и «клумбу», и совмещенную с «туалетом» свалку. На вопрос – сюда ли она собралась приводить своих внуков, женщина не ответила. Молча повернулась и ушла.
Ныне сквер благоустроен, обихожен, красив, открыт для всех. Приходят сюда и с детьми, и с внуками, и с правнуками. С приближением времени обеда, когда часы на здании РУЖД отбивают 12 ударов, из садика доносится дружный многоголосый рев, никто из малышей добровольно покидать эту территорию не хочет. Уговоры типа: «Покушаешь и придешь», не действуют. Поэтому «депортация» детей из сквера чаще всего осуществляется насильственным путем. Хотелось бы сейчас поговорить с той женщиной.
Как мы красили колокольню
– (о.П.) Приближалось время серьезной реставрации собора. Было принято решение начать ее с нижнего храма. Но к этому времени в очень неприглядный вид пришли колокольня и восьмерик собора: местами отвалившаяся штукатурка, выцветшая краска… В связи с этим была поставлена очередная задача – провести косметический ремонт, т. е. подновить штукатурку и покраску наружных стен.
Тогда я был уже не только завхозом, но и иеродиаконом. Указом Владыки Лонгина диакон В. и я были направлены в Саратовское училище (ныне институт) внутренних войск для духовного окормления курсантов. Вскоре у нас сложились очень хорошие отношения как с курсантами, так и с командным составом училища. Курсанты часто бывали на службах, да и просто заходили пообщаться. Узнав о наших проблемах, предложили помочь, разумеется, согласовав это со своим руководством. С их помощью обзавелись мы необходимым снаряжением: обвязками от парашютных систем с сидениями, карабинами, спусковыми и страховочными устройствами, веревками – и пошла работа. Курсанты «зависали» на стенах и выполняли всё необходимое. Нас в этом не устраивали два момента: во-первых, ребята могли приходить в собор только будучи в увольнении, т.е. по выходным, и второе – а мы-то чем хуже?
И вот, пройдя «краткий курс молодого бойца», мы (я и о.В.) приступили к самостоятельной работе. На верхнем ярусе колокольни одеваем системы, проверяем снаряжение, главное – надежность крепления веревки, перешагиваем через барьер, и – руки не хотят отпускать последнюю опору. Но приходится, и вот уже скользим вниз по веревке вдоль стены до нужного места. Зависаем, а внизу ждут ребята, готовые подавать и забирать инвентарь и материалы.
Однажды в привычный режим работы «вмешались» непредвиденные обстоятельства. На «боевой вахте» на стене в этот раз находился о. В. Он расположился на большой высоте, поэтому мы не сразу поняли, что с ним происходит, лишь обратили внимание на его необычное поведение и на то, что он срочно «приземляется». Как оказалось, в одной из трещин штукатурки осы устроили гнездо. Потревоженные отцом диаконом, они окружили его жужжащим роем. «Посадка» завершилась благополучно: осы не покусали о. В., возможно, потому, что руки его, в связи со срочной «эвакуацией», были заняты и отмахиваться от них он не мог. А может, эти Божии твари «учли», что занят отец нужным делом, в святом месте. От ос отец не пострадал, а вот мы, его «добрые сотоварищи», не преминули дать ему свой «братский» совет: на будущее разучить песенку Винни Пуха: «Я тучка, тучка, тучка…» Помните такую?
История с крышей
– (о. П.) 2005-е, время масштабной реставрации. Запомнился эпизод… Полночь. Сильный ветер и ливень (хотя с вечера ничто дождя не предвещало). За мной заезжает настоятель собора игумен Пахомий (ныне епископ Покровский и Николаевский), и мы едем с ним проверять, как укрыт купол алтаря верхнего храма. Дело в том, что в связи с ремонтом крыша алтаря была разобрана. И вот мы, в темноте, цепляясь даже и не знаю за что и скользя по мокрой крыше собора, пробираемся к алтарю. Ну точно, так и есть – небрежно закрепленные полотна пленки частью развеваются по ветру, частью уже оборвались и улетели. Принесли пленку, укрепили и, усталые, насквозь мокрые и продрогшие, но очень радостные, спустились с крыши. И нас Господь уберег, и алтарь не затопило.
Звонят колокола
– (Л.К.) Едва ли не в первый раз после долгого перерыва звонят колокола звонницы, находящейся на самом верху колокольни (до этого совсем маленькая звонница была расположена на 2-м этаже, у входа в верхний храм, там, где сейчас иконная лавка). Прихожане, стоя во дворе, слушают звон, на глазах слезы, на душе радость… А на ступенях лестницы, ведущей на 2-й этаж, в такт ударам колокола, в бессильной ярости и злобе, подпрыгивает молодой мужчина и, стараясь перекричать колокол (что, конечно же, ему не удается), скандирует: «са-та-на! са-та-на!» Народ смотрит на него молча, без раздражения, даже с жалостью. Долго прыгать ему не позволили – подошедшие мужчины-прихожане очень вежливо увели его с территории храма. Вот такая история про колокольный звон. А мне вспоминается сказанное св. Златоустом, великим святителем и великим мучеником за правду Божию: «Нет ничего сильнее Церкви Христовой… Когда ты воюешь с человеком, ты можешь победить или быть побежденным, а Церковь победить никакая сила не может. Церковь – Божия, а Бог всего сильнее…»
P.S. Эпизоды из «биографии» собора не расположены в какой-либо хронологической последовательности.