Он – однофамилец президента. И дело потянул такое, что по плечу не каждому. Саратовец Дмитрий Путин организовал приют для алкоголиков, наркоманов и бомжей, которые желают начать новую жизнь. С этой целью он купил дом в одном из сел Саратовской области.
«Жизнь моя изменилась»
Село Афанасьевка, где располагается приют для наркоманов и алкоголиков, находится в 50 километрах от Саратова. «Едете по главной улице села до самого конца», – сориентировал нас Дмитрий перед поездкой. Въезжаем в Афанасьевку: справа – несколько бедных домишек, слева – разоренный храм. Дорога – одна: пыльная наезженная тропа – видимо, это и есть главная улица. Движемся по ней. Уже и дома остались позади, вокруг – ни души, находимся фактически в чистом поле.
В конце дороги – серый двухэтажный каменный дом, вокруг него двор – не вполне обустроенный. Это и есть приют, или православный реабилитационный центр, так его называет сам Путин. Навстречу выходит сам хозяин – крепкий, в белой рубашке, 38 лет от роду.
– Пока здесь не очень приглядно, – объясняет он, – это последствия пожара. Год назад у нас все сгорело: сараи вместе со скотиной, дом, в котором мы жили. Мы как раз заложили фундамент под этот дом, а после пожара нам было уже «не до жиру», мы слепили то, что смогли, на что денег хватило.
Приют Путина – это своеобразная община, в которой сейчас насчитывается девять человек, их возраст от 24 до 52 лет. Бывшие наркоманы, алкоголики и бомжи приезжают к Дмитрию со всей России. Днем работают – в основном нанимаются бригадой строить или трудятся на полях у фермеров. У бригады уже сложилась определенная репутация – их знают работодатели и часто сами приглашают.
– Мы можем что-то построить, выкопать, таланты тоже у всех разные: кто-то электрик, кто-то сантехник, слесарь, – рассказывает Дмитрий. – Если нет работы – у себя что-нибудь строим или по хозяйству трудимся. Один баней занимается, другой на огороде занят, есть повар постоянный. Опять же, кому что по силам – люди разные, возраст разный. Кто не может копать яму – тот может ночью ходить с фонариком, сторожить. Если у него одна нога – то и это не мешает найти ему применение, хотя бы что-то делать по дому, почему бы нет?
Вечером и по выходным они хлопочут по хозяйству. Вот и сейчас во дворе один из подопечных Путина варит щи прямо на костре. Лето, жара… Сергею 38 лет, он в приюте почти с самого основания. Десять лет вел жизнь, о которой вспоминать сегодня соглашается с трудом:
– Попал в трудную ситуацию, начал выпивать, колоться. Наркотики стали дорогие, пошел воровать – посадили в тюрьму. Вышел – работы нет, опять запил. Но сейчас жизнь моя изменилась. Я стал по-другому смотреть на вещи. Жить, мне кажется, стало намного проще. В общине можно жить, не употребляя ничего: общество тебе помогает.
В приюте у Сергея обязанности повара. Он всем доволен и пока не хочет уходить. Считает, что еще не готов, боится, что встретит старых дружков и ад повторится. Тем более что поддержать его в этой жизни некому – семьи и родителей у Сергея нет.
Еще один подопечный, тоже Сергей, ремонтирует старенький жигуленок. Он здесь самый старший – 52 года, жил в деревне Клещевка – это недалеко от Афанасьевки. Высококлассный автослесарь и водитель, тяжело перенес смерть близких, но окончательно сломался после того, как умерла жена: запил, потерял работу. Дочь определила его сюда. Уже три года ведет трезвый образ жизни. Рассказывает о себе, опустив глаза, неуверенно:
– Врать я не хочу, бывает, и тянет выпить, но я говорю себе, что не надо этого делать! Просто останавливаю себя, потому что иначе вперед ногами в скором времени вынесут, а так будешь доживать век по-человечески.
Во дворе нам встретился еще одни постоялец – мужчина средних лет, Игорь, он – из Уфы. Его история типична: остался без жилья – сгорел дом, а вместе с ним и все документы. Восемь лет бомжевал, переезжая из одного города в другой, – путешествовал по реабилитационным центрам, пока не встретил Путина. В приюте – уже месяц, и все надеются, что надолго.
На всех постояльцах – нательные крестики, они хорошо видны, потому что жарко и люди одеты легко. У Сергея не крестик, а крест – огромный! По воскресеньям и большим праздникам все ездят в храм – в соседнюю Елшанку.
– Поначалу, когда мы все заходили в церковь, – люди шарахались, – рассказывает жена Дмитрия Галина. – И вообще нас с Дмитрием не понимали: зачем мы занимаемся этими людьми? Думали, что мы деньги на них зарабатываем. Сейчас привыкли, с меньшей настороженностью относятся. Но нужно сказать, что и наши подопечные – не белые и пушистые, многие из них сидели в тюрьме.
Галина – симпатичная женщина, высокая, стройная шатенка. В свое время окончила филологический факультет университета в Грозном. Сейчас поддерживает супруга во всех его делах. Сам Дмитрий в этом году окончил архитектурный техникум. Он – владелец небольшой строительной фирмы в Саратове.
Но не всегда он был таким. Сам прошел все круги наркоманского и алкогольного ада.
«Я опустился до самого дна»
– В 1998 году была такая волна героиновая, – начинает свой рассказ Дмитрий, – торговали в каждом подъезде. Так молодежь и подсаживалась. Многие стали колоться. Сам себя обманываешь: чуть-чуть, раз в неделю – можно, не подсядешь, и ломок нет. Но какое там раз в неделю, если у тебя еще осталось на завтра! Неужели ты будешь ждать неделю, чтобы еще раз употребить? А если ты стал наркоманом, у тебя ценности уже другие – тебе нужно найти на дозу любыми путями, все грани закона стираются. Ты же не пойдешь на завод работать или таскать мешки. Ты в состоянии это делать, только когда укололся – от этого у наркомана силы прибывают, – но, когда уже укололся, зачем тебе вообще что-то делать? Вот и начинает человек воровать, грабить. Каждый день у тебя – одно и то же, как день сурка! Утром проснулся, пошел, нашел дозу, уже знаешь, в каких барах ты сегодня будешь и с кем. И так день за днем, год за годом. Ничего не вспоминается сейчас именно потому, что ничего и не происходило в этот период жизни. Я опустился до самого дна, мне, кажется, осталось только покончить с собой, но я уже тогда почему-то был уверен, что самоубийство – грех! Поэтому стал искать выход. Лечился. А потом у меня друг детства открыл реабилитационный центр, но при одной из сектантских организаций. Я решился пойти туда. Но, честно говоря, не верил в успех этого дела. Я просто хотел исчезнуть на год из привычной среды. Однако именно в этом центре, в 2005 году, началась моя реабилитация. Там я и уверовал. Начал познавать Христа, читать духовную литературу, молиться. А когда ты молишься, пусть даже неправильными молитвами, Бог все равно тебя видит, Он тебя касается. К Нему ты идешь и именно в Нем ищешь спасения. Год я проходил реабилитацию, потом еще несколько лет был активным прихожанином, членом этой организации.
Но однажды мой друг крестил дочку в православной церкви и пригласил стать крестным отцом. Мы пошли в Свято-Алексеевский монастырь, и там иеромонах Пимен (Хеладзе) спросил меня: «Ты православный»? – «Нет, я христианин веры евангельской». Он говорит: «Тогда ты не можешь быть крестным» Недоумеваю: «Почему?» – «Тебе постепенно это откроется, когда будешь ходить в православную церковь». Так я начал интересоваться Православием, ходить в храм, записался в православное молодежное общество. Мое мировоззрение изменилось, и отец Пимен совершил чин присоединения к Православной Церкви.
Я открыл строительную фирму. Пять лет назад мы строили храм в Дубках, и к нам начали прилепляться такие люди – бездомные, я их брал на работу. Организовалась бригада вот таких бедолаг, а потом, когда строительство закончилось, им идти было некуда. Вот и собрал их вокруг себя. Один человек пригласил нас на свою промышленную базу в Вязовке, мы там жили и работали, а два года назад купили дом в Афанасьевке.
Спецконтингент
Афанасьевка – заброшенная деревня в Воскресенском районе, сейчас в ней всего 14 домов. Население разводит скот, продает на рынках мясо и молочные продукты, этим и живут. Место для реабилитации благодатное, считают Дмитрий и его супруга:
– Меньше соблазнов для наших людей, меньше магазинов, нет друзей, отсутствует возможность подкалымить, а значит, купить спиртное и наркотики, – говорит Галина. – Сами понимаете, это «спецконтингент», они выживают в любой среде. В Сахару отправь, они и там выживут. В этой ситуации выход один – ограниченный круг общения: церковь, батюшка, воцерковленные люди.
Сегодня во многих храмах и монастырях Саратова и области есть телефоны Дмитрия. Социальные работники или духовенство сами направляют к нему людей, потерявших всё, – ведь такие частенько в церковь обращаются за помощью. Зимой постояльцев в приюте Путина становится в разы больше – это и понятно: приходят перезимовать, а по весне исчезают. За пять лет через общину прошло около 200 человек. О каждом из них у Дмитрия есть информация – при поступлении все заполняют анкету. Дмитрий не скрывает, что часто люди уходят из приюта. Остается один из 15. Причины разные. Рассказывает Дмитрий:
– Ну, во-первых, ты можешь всегда уйти, сказав: «Это не мое». Ты же не изолирован от общества, ты не в тюрьме. Свобода – перед тобой. Тебя никто не заставляет находиться здесь, трудиться. Если тебе сложно понуждать себя к труду, уходи. Люди уходят, потому что не привыкли себя к чему-то понуждать. Или другая причина: у человека кончились ломки или он отошел немного от пьянства, от постоянной тяги к алкоголю – и верит, что уже выкарабкался, что может жить и зарабатывать на жизнь самостоятельно. Реабилитационный срок у нас год. Анализируя судьбы тех, кто ушел раньше, могу сказать: у них все сложилось печально. За год они только в себя приходят, ведь за плечами по 10–15 лет разгульной жизни. Поэтому здесь они могут только сориентироваться, подумать, как жить дальше. И сделать выбор: назад к друзьям или здесь оставаться.
Постояльцы приюта живут по уставу, который разработал Дмитрий. Просыпаются в 5 часов утра. В 6:30 выезд на работу. Полтора часа – на личную гигиену, на молитвенное правило и завтрак. Все рассчитано буквально по минутам. Молитва обязательна для всех. Если человек сразу это отвергает, не понимает, зачем это нужно, Дмитрий с ним прощается. Исключить человека из общины он может и за нарушение устава.
– Местные жители не понимают меня: «Ты что, Дима, с ума сошел? Этот умеет плитку класть, тот – строить, зачем их выгоняешь? Лучше сам налил бы ему, раз ему так надо». Они готовы взять работника, кормить, поить его, лишь бы работал, а здесь у меня их куча, я их выгоняю. Местные подбирают тех, кто от нас уходит, кормят, наливают им и эксплуатируют их в своем хозяйстве. Человек десять наших здесь у местного населения уже пребывает.
Уставом запрещено отказываться от работы, пить спиртное, употреблять наркотики, сквернословить, драться. Правда, драка за все это время случилась лишь однажды: один постоялец порезал ножом другого, за что был сразу взят полицией под стражу.
Галина рассказывает:
– Я только сейчас стала спокойно относиться к тому, чем занимается Дима. А первые два года вообще не знала, приедет он домой, не приедет…
–…Может быть, я там с ними уже пью, – с иронией подхватывает Дмитрий.
– Разные мысли лезли в голову: все возможно – мы ведь не святые… – продолжает Галина, – страшно было…
– Ну, если ты верующий, то не страшно, – успокаивает Дмитрий.
– Мне, как «сосуду немощному», было страшно! Я вообще таких людей здесь впервые увидела. У меня в семье никто не пил. Я даже первое время не понимала, на каком языке они говорят.
Галина мечтает привлечь к работе со «спецконтингентом» профессионалов: наркологов и психологов. Ради этой цели она создала благотворительный фонд «Соломон», но пока желающих помогать безвозмездно не нашлось.
Пути Господни неисповедимы
Заработанные деньги в общине тратятся на еду, стройматериалы и другие неотложные расходы, на черный день отложить не удается. В хозяйстве несколько подержанных машин. Из живности – пока только куры. До пожара были коровы, гуси, утки, козы. На огороде выращивают овощи, из которых сами заготавливают на зиму икру.
В доме на первом этаже – трапезная и подсобные помещения, на втором – комнаты подопечных. Повсюду много икон и духовных книг. Имеется в хозяйстве и несколько компьютеров. Дом не достроен, его необходимо утеплять, не помешает и ремонт. От помощи Дмитрий не отказывается:
– Потому что можно есть, например, пшено, а можно рыбу и грибы: всегда хочется стремиться к лучшему. К тому же постоянно идет строительство – сейчас строим новый дом, трапезную, баню. Нужны стройматериалы, машины тоже ломаются. Обычные бытовые дела. Иногда в храмах даем объявления по сбору вещей. Люди несут ненужную одежду – довольно добротную, постельное белье, порошки.
Средства нужны и на возведение церкви. По благословению митрополита Саратовского и Вольского Лонгина постояльцы восстанавливают Александро-Невский храм в Афанасьевке. Он действовал до революции, в советское время был закрыт, сейчас стоит разоренное здание, зияя пустотами окон.
– Рабочая сила есть, сейчас крышу перекрываем, потом внутренней отделкой займемся, – делится планами Дмитрий. – Если люди будут помогать, то мы его восстановим. Опыт есть. Нам часто строители помогают. У кого-то карьер свой – и он песок нам бесплатно дает. Кто-то черметом занимается – я у него уже и арматуру для забора присмотрел.
Александро-Невский храм в Афанасьевке Александро-Невский храм в Афанасьевке
Дмитрий мечтает стать священником и духовно окормлять членов своей общины
Этим летом Дмитрий подал документы на заочное отделение Саратовской православной духовной семинарии. Мечтает стать священником и служить в восстановленном храме в Афанасьевке, чтобы заодно и духовно окормлять членов своей общины.
– Ведь не у всех священников есть опыт работы с таким контингентом. Если ты сам переживал ломки и запои, ты знаешь, что с человеком происходит; знаешь, когда он тебе врет, а когда говорит правду; насколько ему на самом деле плохо, когда просит у тебя на опохмелку: «А то я умру!» А я-то знаю, что не умрет. Опыт такой у меня есть у самого. Теоретически этого не познаешь.
Кроме того, Дмитрий хотел бы привлекать членов приюта к участию в богослужении в качестве чтецов и пономарей, вообще приобщить их к церковной жизни.
Я слушаю Дмитрия и делаю вывод: стало быть, этот человек решил послужить Богу в благодарность за свое избавление от страшной зависимости. Но когда я спросила, зачем он тратит свое время и силы на этих людей, Дмитрий даже не понял моего вопроса, настолько очевидны для него смысл и значение его дела:
– Ну а кому я еще буду помогать? Я себя не вижу в другом служении. Нет, я, конечно, могу по больницам походить. Я пришел бы туда как на работу, отслужил бы и ушел. А если ты этим делом горишь, живешь им и думаешь об этих людях, молишься, ищешь, чем накормить, – это совсем другое. С утра ты проснулся – и все! Ты ни о чем другом больше не думаешь, а только о том, как построить, где достроить, кому что купить.
Видимо, Господь не случайно провел Дмитрия через этот наркоманский ад, чтобы, имея такой опыт, он смог помогать людям, – предположила я.
– Пути Господни неисповедимы, – подвел черту Дмитрий.
Оксана Лючева 16 августа 2016 г.
Для тех, кто желает помочь: реквизиты и остальная необходимая информация доступна на сайте Благотворительного фонда «Соломон» http://fond-solomon.ru/