Бархатное небо удивлённо смотрело огромными глазами-звёздами на занесённую снегом деревню. Казалось, что и без того низкие дома, изо всех сил старались прижаться как можно ближе к земле, стать незаметнее. В этот рождественский сочельник ни одна молитва не возносилась к небу, ничьи глаза уже который год не искали в нём самую большую и яркую Звезду.
Люди спали чутко и тревожно, сквозь сон прислушиваясь к скрипу чужих шагов. Кто бы это ни был – усталый путник, бродяга, заблудившийся ребёнок – никто не зажжет ему навстречу огня, не ответит на робкий стук в дверь. Путник иногда останавливался, и сняв со спины свою тяжёлую ношу, отдыхал, подняв глаза к небу, шептал что-то замерзшими губами, как бы прося у кого-то совета. С трудом переставляя ноги по глубокому снегу, он уверенно двигался к известной ему цели. И действительно, в маленьком замерзшем окошке одного из домов теплился едва заметный огонёк.
В остывающем доме сидел у стола одинокий девятилетний мальчик. Неделю назад незнакомые люди увели из дома его отца, а следом за ним ушла и обезумевшая от горя мать. Она велела сыну ждать. Три дня мальчик терпеливо ждал маму. Но потом кончилась еда, а сегодня он бросил в печь последнее полено, поэтому теперь мальчик ждал только смерти. Он смотрел на трепещущий огонёк свечи и ни о чём не думал. Было холодно и как-то всё равно.
Когда ребёнок услышал стук в дверь, то не обрадовался и не испугался, просто впустил незнакомца в дом. Гость оказался высоким, очень худым, бедно одетым человеком с усталым обветренным лицом.
Ни о чем не спрашивая, он накормил мальчика черным хлебом с солью и напоил водой. Впервые за много дней ребёнок удивился: хлеб не имел привычного кислого запаха, а пах невыразимо прекрасно, сладко как ничто на земле. Простая с виду вода, принесенная с мороза , оказалась теплой и вкусной, вкуснее сладкого чая, которого он давно уже не пил. Потом незнакомец достал из своего мешка деревянную коробку, похожую на шкафчик, и поставил её в одном из пустых углов комнаты. Укутал мальчика старым зелёным пледом, в который перед тем был завернут «шкафчик», и усадил рядом с собой перед этим непонятного назначения предметом.
Что происходило дальше, и сколько это длилось мальчик никогда бы не смог объяснить и пересказать. За открывшимися дверками коробки оказался огромный мир. И хотя купол бумажного неба был оклеен звездами из фольги, и в нем витали странные полупрозрачные существа из папиросной бумаги, а люди сделаны из картона и оклеены кусочками ткани, этот пахнущий клеем мир был гораздо более реальным и притягательным, чем всё, что когда-либо видел мальчик.
Там было тепло, и там были три человека, которые бесконечно любили друг друга и его, Ваню, всеми брошенного мальчика девяти лет. Там была Мать, которая никогда бы не оставила ни свое, ни чужое дитя в холодном доме. Там был Старец, готовый идти на край света, чтобы уберечь слабых, вверенных ему на сохранение людей. И еще там был Ребенок, за которого сам Ваня, ни секунды не раздумывая, отдал бы свою жизнь. Кто они были мальчик не знал, никто ему о них никогда не рассказывал, но они были всегда, их предчувствовало его сердце, с самого рождения терзаемое непонятной тоской.
Незнакомец что-то тихо рассказывал Ване, лицо его странно преобразилось, с него сошло утомление, оно было молодо и сияло, а глаза смотрели спокойно и ясно. Такой взгляд Ваня видел лишь однажды. В тот день он бегал с ребятами на улице. Кто-то крикнул радостно и дико: « Попа на расстрел ведут!». Мальчик побежал за всеми и увидел двух солдат, ведущих деревенского священника отца Павла. У солдат глаза были злые и испуганные . А у арестованного… Вот такие и были у него глаза: спокойные и ясные. Он встретился взглядом с Ваней и ласково подмигнул ему. Этого мальчик никогда не мог забыть. Когда он стал расспрашивать об отце Павле своих родителей, то заметил у них то же выражение, что и у солдат. И это испугало мальчика, отдалило от мамы с папой.
Ваня незаметно уснул. Сквозь сон он почувствовал, как гость переложил его на кровать и сам прилёг рядом, чтобы не замерз ребёнок в остывающем доме… А под утро гость исчез…
Утром мальчика разбудила мамина подруга, давно потерянная из виду, жившая за много километров от деревни в большом городе. Она не сразу нашла нужный дом: деревня была занесена снегом, и на улице не было ни души. Из труб строго поднимался дым, казалось, и он замерзает и не торопится в небо. Увидев обледенелую, как бы приговоренную к смерти избушку, все подходы к которой были занесены безжалостным снегом, уже отделившим её от мира живых, Татьяна поняла, что это и есть дом подруги. И еще она поняла, что в этом доме найдет сейчас мёртвого ребенка. Борясь с подступившей дурнотой, женщина заставила себя подойти к обмерзшей двери и с усилием рвануть её на себя. Как во сне отшвырнула стоящее на пути ведро с водой, превратившейся в отвратительный кусок льда, услышала, как с мертвенным лязгом откатилось оно в сторону. Собрав всё своё мужество, Татьяна вошла в комнату. На кровати, разметавшись во сне, румяный и даже с прилипшей ко лбу влажной русой прядью, спал, блаженно улыбаясь чему-то, мальчик. Это было настолько невероятно, что Татьяна даже заглянула под кровать, надеясь найти там источник тепла, который согревал и спасал от неминуемой смерти спящего ребенка. Разумеется, там ничего не было. Это мгновение, когда она, стоя на коленях перед мальчиком, вдруг вспомнила все молитвы своего детства, благословило её забытым светом на всю недолгую оставшуюся ей жизнь. Разбудив Ваню, она рассказала ему о странном незнакомце, который внезапно появился в её доме и поведал о замерзающем Ване, дал его адрес и так же внезапно исчез. В незнакомце, как его описала тётя Таня, Ваня узнал своего нового друга. Только было непонятно, как он мог всё это знать заранее, ведь получалось, что посетил он Татьяну еще до ареста отца. А она дивилась тому, что ей так легко удалось добраться до деревни. Ведь тогда подобное расстояние людям приходилось преодолевать месяцами. Ваня рассказал тёте Тане о своём ночном госте, и она почему-то заплакала и долго целовала мальчика своими солёными от слёз губами. А когда прощалась с ним спустя полгода, в день своего ареста, то жарко прошептала ему на ухо: «Ты видел Ангела, Ванечка, не забывай! Ты видел Ангела!»
Но Ваня забыл. Может потому, что некому было напоминать, а все его душевные силы уходили на борьбу за выживание. Ему часто бывало холодно и почти всегда голодно. Его часто били, и самому ему пришлось научиться драться зло и жестоко – за себя и за друзей. Эта школа жизни помогла ему на войне, где он проявил чудеса мужества и жертвенной любви… С войны Ваня вернулся на одной ноге и с полной грудью орденов. А вскоре стал Иваном Сергеевичем – директором детского дома для сирот войны. Нет, он не вспоминал своего Ангела, но зато сам стал чем-то вроде Ангела – хранителя для своих подопечных. Они же справедливо, до самой смерти учителя, считали его своим отцом.
А в час своей смерти Иван Сергеевич снова увидел старого друга. И сразу узнал его. И вспомнил всё, о чем тот говорил ему, засыпающему ребенку, почти семьдесят лет назад.
– Значит это ты, мой Ангел?
– Ну конечно это я.
– Значит ты говорил мне правду, и Бог в самом деле существует?
– Да, и ты прекрасно знал это. Просто забыл за семьдесят лет. Но ты не виноват, ведь некому было напомнить.
– А ты, почему ты не напомнил? – со слабой улыбкой спрашивал Иван Сергеевич – он не мог налюбоваться этим лицом, лицом из самого счастливого дня своего детства.
– Я напоминал, просто ты не слышал; мальчишки, они ведь такие шумные, а ты почти никогда не оставался один. Но пора в путь…
Во время этого восхитительного перелёта над заснеженным миром, Ангел показал Ивану Сергеевичу тот самый домик, где они когда-то спали под одним пледом, зеленым пледом, с которым всю свою жизнь не расставался Иван Сергеевич. Домик был всё тот же, только немного обветшал, внутри было почти так же бедно, правда очень тепло и сравнительно сытно. Теперь там жила большая семья деревенского священника, по странному совпадению тоже отца Павла – невысокого, полного, очень простодушного и весёлого человека. Вся семья была в сборе. Только что на чердаке ими был обнаружен старинный вертеп, непонятно как сохранившийся с незапамятных времен.
Маленький Антон, или как его шутливо звали домашние, Антон Палыч, изумленно смотрел на зловещую фигурку царя Ирода. А потом вдруг неожиданно горько заплакал – за всю свою четырехлетнюю жизнь не видел он никого страшнее.
Ангел и Иван Сергеевич с улыбкой переглянулись и пожелали мальчику никогда не увидеть никого страшнее этой картонной фигурки.
Больше им нельзя было задерживаться. Иван Сергеевич отправился в сопровождении своего Ангела на милосердный суд. Он еще ничего не знал о мытарствах, Ангел же был за него спокоен. Тем более, что только что успокоившийся мальчик Антон, уже знающий так много о Боге и Ангелах, увидел в окно на фоне звездного неба два светящиеся силуэта. «Вот чья-то душа полетела ко Господу», – подумал мальчик и, прижав ладошки к сердцу, от всей души попросил Бога взять её к себе. И, конечно, был услышан.
Елена Гаазе