– Смотрите-ка: уже бабочки летают. Это, кажется, первая в этом году, и она вот — на платок Ваш села,- говорит мой собеседник Сергей Лысенко, радостно улыбаясь. Возле наших лиц весело мелькает крылышками скромная синяя бабочка – тоже радуется весне и предстоящей жизни. — Это хорошо – пусть сидит, — отвечаю я. Сергей наблюдает за бабочкой, щурится на уже почти летнее солнце, как ребенок удивляется обновлению природы. Расположившись на залитой солнцем лавочке, мы разговариваем о легендарном человеке, протоиерее Георгии Лысенко, строившем в 50 – 60 годы прошлого столетия Покровский в храм в г. Энгельсе. Тот самый храм, от которого начинается ежегодный Крестный ход на праздник Покрова Божией Матери. Мой собеседник – младший сын отца Георгия.
Вспоминая детство, Сергей Лысенко признался мне, что рано осознал, что уклад жизни его семьи сильно отличается от образа жизни большинства его товарищей, одноклассников:
– Когда я видел оцепленный милицией храм на Пасху, я понимал, что мы – верующие люди – другие, государство нас противопоставляет остальным. Откровенно говоря, это было тяжелое впечатление. Ребенку нелегко с ним жить.
А еще Сергей рассказал мне, каким нежным и заботливым отцом был батюшка: несмотря на невероятную занятость, много общался с сыновьями, совершал с ними велосипедные прогулки за город:
– Отец, вообще, очень любил природу, находил в общении с ней большое утешение для себя. И нас приучал любить Божий мир. Например, весной он брал нас с братом, и мы вместе ехали слушать жаворонков, или смотреть как распускаются первые цветы – ему всегда было известно, что в данный момент происходит в природе… Хорошо разбирался в травах, вместе с бабушкой и ее сестрой собирал их в лесу.
За нашими спинами – ухоженный и с любовью обустроенный Свято-Троицкий собор, над Волгой разливается колокольный благовест, нам уже трудно представить, что это счастье — не скрываясь креститься на храм, говорить о Боге, участвовать в богослужениях — было не всегда.
В наши дни строительство храма – дело почти обычное. А в 60-х годах прошлого столетия поступок этот можно было назвать героическим, даже – безрассудным. Впрочем, эти понятия, как правило, сопутствуют друг другу, ведь безрассудство – это когда ты повинуешься не разуму, а душевному порыву. Душа, чаще всего, лучше знает, как правильно, т.е. по совести, поступить…
В 60-е, в печально знаменитые «хрущевские» времена, за дерзость — открыто исповедовать свою веру — можно было дорого поплатиться. Тогда началась новая волна гонений на Церковь, храмы разрушали и закрывали, власти обещали советским людям показать вскоре по телевизору последнего священника. Священнослужителей буквально «травили» в прессе: выставляли их малограмотными, серыми, лукавыми и непорядочными людьми. Им запрещали проповедовать, принуждали сообщать властям фамилии людей, крестивших в храмах своих детей. Для советского человека войти открыто в храм – было актом мужества, встретившиеся там сослуживцы или просто знакомые, старались не встречаться глазами, стать незаметнее.
И вот именно в эти, тяжелые для Русской Церкви годы, отец Георгий начал строительство храма – первого в городе Энгельсе. Правильнее сказать – продолжил, так как начал он это безрассудное, даже невероятное строительство еще в 50-х, будучи совсем юным батюшкой.
Тогда его «сослали» в Энгельс служить в крошечном молельном доме, после того, как он слишком ярко и смело проявил себя в Духосошественском соборе города Саратова. Красивый, энергичный, благоговейный батюшка сразу привлек к себе внимание и любовь верующих. Он не боялся общаться с прихожанами, проповедовать, т.е. вел себя смело, свободно. Поэтому вскоре оказался за Волгой, получив «новое назначение».
А знаете, что стоит за будничными словами «получил новое назначение»? Жила семья Лысенко в Саратове. Молельный дом находился в Энгельсе, автомобильного моста еще и в помине не было, зато был железнодорожный. Чтобы успеть на утреннюю службу, вставать приходилось с петухами, а может, и еще раньше – в 3 часа утра.
– Зимой отец ходил через Волгу пешком, как-то провалился в прорубь: так мокрый и пришел в храм, — рассказывает Сергей Лысенко.
Покровский храм, выросший из крохотного, в два окошка, домика-мазанки, не является памятником архитектуры, но это памятник человеческого мужества, самоотверженности, верности, высочайшей нравственности и целеустремленности…
– Отец умел достигать своей цели, был очень упорным. Хотя ему было нелегко выполнять свой долг, преодолевая мощное сопротивление.
Ситуация была такова, что судьба того или иного священнослужителя во многом зависела от людей, бесконечно далеких от Церкви – так называемых инспекторов по делам религии. Они старались уронить авторитет Церкви в глазах советских людей, поэтому такой незаурядный, яркий человек, как отец Георгий, был у них «как кость в горле»…
Строили Покровский храм всем миром, т.е. силами, в основном, бабушек-прихожанок. А это, оказывается, большая сила. Невозможно забыть кадры из снятого в те годы любительского фильма – старенькие бабушки в длинных юбках и платочках – сидят на крыше, забивают гвозди… (Такие же бабушки, уже в 70-х, когда отца Георгия за его строптивость на четыре года отстранили от служения и он работал в Доме быта, ремонтируя телевизоры, ежедневно(!) приходили к обкому партии с ходатайством о возвращении отца Георгия к служению у Престола Божия). *
…Вокруг домика-мазанки постепенно вырастали новые стены, новый фундамент позволял значительно увеличить площадь помещения храма.
– Многое отец делал сам – у него были золотые руки, — вспоминает Сергей. Кирпичи бабушки приносили в подолах, сумках, ведрах. Зимой привозили на санках. Выписывали они себе кирпич для перекладки печей, а сами несли на стройку. И это в послевоенные годы, когда страна восстанавливалась после разрухи, и кирпич был на вес золота — достать его, тем более для строительства храма, было практически невозможно!
Старались приносить столько кирпичей, чтобы можно было выработать их за ночь, потому что днем приезжала машина из Горкомхоза и забирала все, что оставалось. Купол был построен просто, как сарай, так как никаких куполов нельзя было делать – это была уже проповедь веры.
Отец Владимир Серов, до недавнего времени являвшийся настоятелем Покровского храма, как-то с волнением говорил мне о том, что бабушки несли сюда не просто кирпичи, но свою веру, свои слезы, свою кровь. И в каждом кирпичике – их страдание, их молитвы. Поэтому этот храм до сих пор так популярен в народе. Здесь сохранился тот самый дух веры, верности, стойкости, бесстрашия, который нес в себе отец Георгий и его духовные чада.
Свою внутреннюю свободу, свое право поступать по велению Голоса Божия внутри себя, отец Георгий нес как крест, отказываясь идти на какие-либо компромиссы с совестью, поэтому много страдал, терпел большие скорби от своих и чужих. В конце его жизни, Господь, как будто испытывая напоследок силу его веры, послал тяжелые испытания: отец Георгий очень страдал физически и нравственно, но, как и прежде, ничто не смогло поколебать его веры и твердого упования на Бога и Его промысел.
Удивительно гармоничный он был человек, и потому очень заразителен во всем: в своих глубоких и доходчивых проповедях, дружеском общении.
Еще до знакомства с Сергеем Лысенко я часто слышала об отце Георгии от своих друзей – прихожан Свято-Троицкого собора Павла и Татьяны. Павел со своим братом, можно сказать, выросли в доме батюшки, так как их родители дружили с отцом Георгием и матушкой Галиной, вместе они встречали праздники – Рождество, Пасху, именины. По воспоминаниям Сергея и Павла, у батюшки было много пластинок с редкими записями духовной музыки. Иногда собирались с друзьями и музицировали : будущий отец Евгений Ланский играл на аккордеоне, отец Георгий на мандолине, Сергей на гитаре. Батюшка любил петь украинскаие песни. Эти незабываемые встречи проходили в маленьком деревянном домике в Обуховском переулке.
— Это было так удивительно: к примеру, идешь летом по знойному пыльному Саратову, подходишь к этому старенькому домику – здесь тебя всегда встречала деревянная лошадка, которая «проживала» в окне между рамами. Потом открываешь калитку – она была «с секретом», и … попадаешь в другой мир. Это был оазис, райский уголок в центре шумного города. В маленьком дворике было уютно, тихо, прохладно: росло несколько деревьев, цветы, стояла скамеечка. Были там две китайские яблони – разного сорта, из яблок варили вкуснейшее варенье и подавали его к чаю, — вспоминает Павел.
Отец Георгий был разносторонним, очень живым и радостным человеком: у него была кинокамера (большая редкость по тем временам), которой он активно пользовался, магнитофон, он лихо передвигался по городу на мотоцикле. А летом отец Георгий быстро покрывался эффектным загаром, так как практически ежедневно старался хоть ненадолго вырваться на природу – не мог он жить без такого вот непосредственного общения с Божьим миром.
Церковные службы в детстве Павел имел счастье видеть из алтаря Покровского храма. В алтарь, вместе со своим старшим сыном Геннадием, его брал отец Георгий.
— Я смотрел на лица молящихся и испытывал поразительное чувство, будто перемещался на несколько столетий назад – такие это были удивительные лица: простые, ясные и светлые, совсем не похожие на лица большинства советских граждан, — рассказывал мне Павел.
Общаясь с теми, кто знал отца Георгия Лысенко лично, я видела, как при упоминании его имени, светлели и молодели лица моих собеседников. Они вспоминали о нем, как об очень близком человеке, серьезно повлиявшем на их судьбы, мировоззрение. Иногда в их памяти всплывали совершенно умилительные и забавные эпизоды из тех лет. И батюшка ощущался совершенно живым, вот только что вышедшим за дверь. И мне теперь кажется, что и я хорошо знаю отца Георгия. Хорошо знаю и люблю.
*В 1976 году среди дров, хранившихся в подсобных помещениях церкви, была найдена икона Божией Матери «Взыскание погибших душ». Отец Георгий Лысенко, высоко подняв над головой образ, внес его в храм. Люди, услышав об иконе, приезжали издалека, чтобы поклониться ей. Советское законодательство решительно воспрещало почитание святых мощей и чудотворных икон — и этот случай дал новый повод для репрессий против Покровской церкви. По требованию власти отец Георгий был уволен за штат, и лишь спустя три года Архиепископ Пимен (Хмелевской) смог добиться его возвращения в клир Саратовской епархии.
Елена Гаазе