Когда около года назад отец Александр стал клириком нашего собора, прихожане заговорили о том, что новый протодиакон с семьей – беженцы с Украины. Другие утверждали, что отец Александр наш – саратовский, окончил Саратовскую консерваторию, а кто-то рассказывал, что протодиакон – прибыл к нам прямо из Почаевской Лавры. Оказалось – правы все, а отец протодиакон как-то сразу стал «своим» и это, конечно же, не случайно. Ведь именно в нашем Троицком соборе началось воцерковление будущего протодиакона, когда он был еще ребенком. Его мама пела в хоре и заведовала нотной библиотекой собора. Мы попросили отца Александра рассказать о себе читателям «Троицкого листка».
– Отец Александр, расскажите о своем пути к вере, ведь Вы относитесь к поколению, когда этот путь чаще всего начинался уже в зрелые годы…
– В Бога я верил с детства. Крестил меня в младенчестве клирик Троицкого собора священник Василий Байчик. Моя бабушка Александра рассказывала о православной вере, учила молитвам. А когда мы с мамой на время переехали из Саратова к бабушке в Сибирь, то познакомились там с будущим духовником нашей семьи – монахом Никитой, который и определил мой жизненный путь. В Сибири он жил на поселении – был репрессирован еще в хрущевские годы, и ему не разрешали вернуться домой, в Ровенскую область на Украину. У отца Никиты было множество духовных чад, которые приезжали к нему за советом, с просьбами о молитве в различных нуждах. Мы, мальчишки, должны были следить за тем, чтобы милиция не застала батюшку за общением с людьми, ведь духовничество, проповедь веры были под запретом. Отец Никита был прозорливцем и имел дар исцеления. Он сказал мне многое о моем будущем, в 1974 г. не благословил меня и брата вступать в пионеры и комсомол, сказав, что скоро это никому не будет нужно. По его молитвам вся наша семья исцелилась от тяжелых недугов: например, мой старший брат Андрей страдал врожденным пороком сердца и врачи предупреждали маму, что он может умереть от любой физической нагрузки. Благодаря молитвам отца Никиты, брат вырос крепким, здоровым мужчиной, стал военным. В середине семидесятых батюшка получил разрешение вернуться на Украину, но вскоре умер там, и мы остались без духовника – очень близкого и родного нам человека. После этого мы вернулись с мамой в Саратов.
– Наверное, это было непросто – снова оказаться в большом городе, где действовало всего два храма, особенно после того, как несколько лет вы с мамой жили «под крылом» духовного отца, молитвенника…
– Да. Было действительно непросто. Было много искушений, в том числе и связанных с непослушанием духовному отцу. Отец Никита не благословлял переезжать в большой город, но маме очень хотелось дать нам с братом хорошее образование, и мы вернулись в Саратов. Тяжелее всего пришлось маме – ведь именно на ее плечи легли самые серьезные испытания. Потом всё уладилось, но в ее душе остались шрамы на всю жизнь. Мне тоже пришлось потерпеть – ведь я не вступал ни в пионеры, ни в комсомол, а это было непросто.
– Как Вы начали петь в церковном хоре?
– Моя мама, ее звали Галина, пела в хоре Троицкого собора. Когда я вернулся из армии, отец Василий Стрелков, который был тогда регентом в Духосошественском храме, спросил маму, не пою ли я. Мама ответила: «Да нет, ничего не поет!» Отец Василий позвал меня к себе и проверил мои способности. Потом укорил маму: «Ничего себе – не поет! Да у него бас вон какой!» С тех пор я пел в хоре храма Сошествия Святого Духа, а потом меня пригласили в качестве регента в открывшийся Покровский храм. Прекрасное это было время, храм восстанавливался, все мы были на подъеме! На территории, прилегающей к Покровскому храму, была городская свалка. Я был помощником настоятеля и, помню, выходя из дома, автоматически искал глазами самосвал, чтобы поймать его и направить на вывоз мусора с территории храма – его там были горы. Некоторые из тех, кто активно помогал в этих восстановительных работах, стали впоследствии священнослужителями: Владимир Горюнов, Алексей Субботин, Сергей Петриченко в том числе диакон Вячеслав Казанцев и мой бывший одноклассник Дмитрий Шевченко.
– Отец Димитрий? Значит, это о Вас он рассказывал мне, когда я брала у него интервью три года назад. Он очень тепло отзывался о своем однокласснике Александре, глубоко верующем человеке, который стал потом протодиаконом в Свято-Успенской Почаевской Лавре.
– Да, неисповедимы пути Господни. Например, с отцом Михаилом Беликовым мы учились в одной школе. В одни и те же годы детьми ходили на службы в Троицкий собор. Но в те времена было не принято особенно общаться друг с другом в церкви, старались быть как можно незаметнее, не смотреть по сторонам. И вот однажды в яхт-клубе мы познакомились поближе, он написал что-то на церковнославянском языке и показал мне. Я подумал тогда: «Ого! Неспроста он знает церковнославянский язык, наверное, верующий». Свой, значит. А с протодиаконом Андреем Сосниным мы познакомились, когда я учился в консерватории на отделении сольного пения, а он в то время был концертмейстером. В те же годы в Саратовской консерватории учились отцы Сергей Догадин, Димитрий Годин, Вячеслав Казанцев, мы общались, но мы не знали, что каждый из нас христианин.
– Расскажите, как Вы оказались в Почаеве?
– Как я уже говорил, оставшись без духовника, мы с мамой продолжали совершать паломнические поездки по святым местам – как нас в свое время благословил отец Никита. Часто я ездил в Почаевскую Лавру и нес там, кроме прочих, послушание певчего. Там мы познакомились с архимандритом Богданом (Болденковым), впоследствии он принял схиму с именем Тихон. И вот однажды, когда я в очередной раз приехал в отпуск в Лавру, тогдашний наместник монастыря епископ Федор (Гаюн) спросил отца Богдана: «Как бы нам оставить Александра у нас?» А батюшка отвечает: «Надо найти ему помощницу – Еву. Чтобы женился тут и остался». И вскоре я познакомился со своей будущей женой Ксенией – она пела в хоре. И я остался в Лавре. В 1995 г. меня рукоположили в сан диакона.
Двадцать лет я служил в храмах Лавры под духовным руководством отца Богдана, и часто думаю о том, как бы сложилась моя жизнь, если бы не встреча с ним.
– Ваше решение вернуться в Саратов связано с последними событиями на Украине?
– Да, разумеется. Если бы я был один, то, скорее всего, остался бы в Лавре. Но у меня шестеро детей, ими я не могу рисковать. Мне совершенно ясно – то, что происходит на Украине, это надолго. Еще в начале моего служения мой духовник предсказал эти события. «Когда придут люди с автоматами, вернешься в Саратов. Полями убегать будете». Я не сразу решился на отъезд, но события начали развиваться таким образом, что стало понятно – это необходимо сделать.
В марте 2014 г. умер мой духовник – отец Тихон, начались нападки на Лавру, которая всегда была форпостом на Западной Украине. Возле Лавры были выставлены на всех дорогах блокпосты, на которых пьяные люди с битами останавливали машины и устраивали проверки. Периодически пускали слухи, будто монахи вывозят из монастыря святыни, укрывают террористов. На Почаевскую Лавру претендуют и униаты, и Киевский Патриархат. 6 апреля 2015 г. было повторное постановление Тернопольского областного совета о передаче Лавры в ведомство Кременецкого музея-заповедника, что фактически означает закрытие монастыря. Это решение должен утвердить Киев.
Летом 2014 г., когда я с семьей был в Саратове в отпуске, Митрополит Лонгин предложил мне остаться, но я всё еще не мог на это решиться. Ведь в Почаеве, в доме родителей супруги, оставалась моя тяжелобольная мама. Везти ее в Саратов было немыслимо. Пока мы отсутствовали, у нее случился второй инсульт – она дождалась нас и, едва мы вошли в дом, скончалась, как и предсказал ей в свое время духовный отец. Для меня это событие стало знаком, что пора ехать в Россию. Правда, мы не убегали полями, как было сказано когда-то, но кто знает, может, и такое еще случится, ведь на Украине остались родители моей супруги Ксении.
– Как встретил вас Саратов?
– Это мой родной город, каждый год, приезжая в отпуск, я служил по праздникам и воскресным дням в храмах Саратова и должен сказать, что духовная жизнь горожан сильно изменилась за последние годы. Это удивительно – строятся новые храмы, постоянно в город привозят мощи, чудотворные иконы и люди идут поклониться им – когда такое было? Работа епархии – очень четкая, организованная. Это радует.
К сожалению, на Украине навязывается ненависть ко всему русскому, в том числе и к Православной Церкви, начиная с детского возраста. Я знаю много примеров, когда родители, отправив дитя на учебу в другой город, через какое-то время обнаруживали, что их сын или дочь стали совершенно другими – с националистическими взглядами и представлениями о жизни, истории. Это очень страшно.
Беседовала Елена Гаазе