Устаю бояться. Боюсь болезней, еще больше – саратовских врачей; свиного гриппа, кстати, тоже; боюсь сосулек и ледяных глыб, падающих на прохожих; волнуюсь из-за чеченских террористов и экономического кризиса; боюсь повышения цен на продукты первой необходимости, нищенской пенсии и черной зарплаты. В России много страхов. Можно по-разному от них защищаться: плевать на всё или быть ко всему готовым – сразу и к сосулькам, и к пенсиям.
Устаю бояться. Боюсь болезней, еще больше – саратовских врачей; свиного гриппа, кстати, тоже; боюсь сосулек и ледяных глыб, падающих на прохожих; волнуюсь из-за чеченских террористов и экономического кризиса; боюсь повышения цен на продукты первой необходимости, нищенской пенсии и черной зарплаты. В России много страхов. Можно по-разному от них защищаться: плевать на всё или быть ко всему готовым – сразу и к сосулькам, и к пенсиям.
Еще можно верить, мне это ближе. Православие в России все же больше, чем короткое слово «вера», – это образ мыслей, атмосфера и история, это способ жить. Но почему даже в этом моем убежище есть страшные истории? Я хочу сказать не о страхе Божьем, как всеобъемлющем понятии, и не рискую начинать разговор о теодицее. Я о преданиях, простых и доходчивых историях, повествующих о внезапной и жестокой каре за прегрешения. Как правило, это что-то незначительное (может быть, так только кажется?). Во многих историях речь идет или о случайном эмоциональном порыве, или о незначительном поступке. «Жила-была девочка, однажды она взяла без спроса яблочко, и ее… поразило молнией». Конечно, я утрирую, но многие православные истории по молниеносности и тяжести кары даже превосходят эту придуманную страшилку. Широко разрекламированный пример – экранизированная в 2009-м история несчастной Зои из Самары. Фильм Александра Прошкина «Чудо» пользовался популярностью, да и сам случай Зоиного окаменения в России известен. А в Турции на экскурсии в городке Демре (рядом с которым расположены развалины города Миры Ликийские, где жил и проповедовал святой Николай) о трагедии Зои из Самары туристам любят рассказывать экскурсоводы.
Произошедшая с Зоей беда особенно задевает относительной близостью событий. Россия, 50-е годы прошлого века, девушка отмечает праздник с друзьями. Несчастную Зою никто не приглашает танцевать, и тогда безбожница-комсомолка хватает из красного угла икону Николая Чудотворца. Русские – люди боязливые, такой менталитет, танцевать с иконой вряд ли решится даже закоренелый атеист, но девушка в каком-то своем порыве танцует. И застывает на месте.
Фильм про окаменевшую Зою и переполох, вызванный этим чудом в коммунистическом мирке Самары, по западным меркам, наверное, можно назвать мистическим триллером. По методу воздействия на сознание – это, однозначно, трагедия. Глупую девушку жалко, трогать иконы страшно. Именно такое чувство остается в послевкусии всей этой истории. Был бы это единственный пример, о нем можно было бы забыть, оставив в багаже поучительный подтекст. В конце концов, Православие слишком глубоко и всеобъемлюще, чтобы зацикливаться на одной истории. Но зачем они вообще? Откуда берутся? В чем их смысл, если в остатке – тупой, холодящий страх и тревога?
Недавно друг привез мне с Кипра небольшую икону Божией Матери «Милостивая» (Киккская). Рассказал, что в церкви, где находится святыня, лик закрыт, видна только тонкая полоска. Считается, что образ написан святым апостолом Лукой. В закрытом состоянии его держат давно. «Лики Богоматери и Богомладенца на иконе «Милостивая» (Киккская) по установленному в древности обычаю закрыты от взора людей плотным покровом, который никогда не снимается. Даже когда монахи меняют покров по ветхости, они выносят образ из храма, поднимая и обращая его к небу. Тот, кто осмелится приоткрыть пелену — может ослепнуть, по сохранившемуся на острове Кипре преданию», – такую информацию об иконе можно найти в Интернете. В самой церкви, где находится икона, другу рассказывали предание о неком императоре, который осмелился открыть завесу и моментально ослеп. Почему именно ослеп? Ну, например, поразило бы его громом. «Стоял как громом пораженный…» – для предания вполне эффектно. Нет, именно ослеп. К этому преданию, как и к прочим, можно относиться по-разному. Но монахи Киккского монастыря в него, вероятно, верят, раз поднимают лик к небу. Боятся ослепнуть? То есть каждый из них держит где-то в душе, что ему есть за что ослепнуть? Наверное, это можно оправдать идеей страха Божьего, который должен жить в душе каждого как следствие постоянного осознания собственной греховности. Не знаю, как с этим у киприотов, а у русских недостатка в постоянном страхе нет. Как-то услышала в автобусе вздохи двух женщин: «К хорошему не привыкли, а к плохому не привыкать!» – в этой постоянной готовности к плохому живут многие в нашей стране. Но нужно ли подпитывать это чувство, усиливать его?
Наталья ЗАЙЦЕВА
Мне кажется, что страх автора вопроса происходит от малого доверия Богу. Конечно, в Священном Писании мы читаем: «начало премудрости – страх Господень» (Пс. 110, 10). Но псалмопевец имеет в виду не леденящий ужас, не паническую боязнь наказания, а священный трепет, вызванный почитанием и пониманием величия Божества. Да, в русском народе издавна существовала любовь к страшным историям о суровой каре за грех. Но, как правило, это были не официальные жития прославленных Церковью святых, а апокрифические, народные сказания. Возникали они и раньше, и в наши дни не благодаря особой воцерковленности русского народа, а из-за невежества, непонимания сути церковной жизни и от нежелания открыть для себя радость жизни с Богом.
Конечно, можно возразить, что случаи суровой кары за грех часто встречаются и в общепринятом описании жизни того или иного святого, в рассказах о чудотворных иконах. Но надо отдавать себе отчет в том, что житийная литература – особый жанр со своими целями и задачами, со своими приемами и традициями. Не стоит относиться к житию святого, как к сводке криминальных новостей в свежей газете, которые написаны с целью напугать, вызвать эмоциональный шок, а самое главное – повысить таким образом рейтинг издания. В житиях такие примеры приводят с назидательной целью, главное здесь – не напугать читателя или слушателя, а воспитать в нем благоговение. Автор приводит пример с иконой Божией Матери «Милостивая» (Киккская). Действительно, существует такая традиция на Кипре. Но следует отметить, что такая традиция есть только там. Во всех остальных православных храмах мы можем прикладываться к иконам, взирать на их лики, ведь в этом смысл иконопочитания. Традиция с Киккской иконой является исключением из общего правила. Она призвана воспитать особое почитание образа. И киприоты не смотрят на лик Богородицы из трепетного уважения, высокой степени благоговения и умиления перед Божией Матерью, а не из животного страха за свою жизнь и здоровье.
НЕ НАКАЗАНИЕ, А УРОК
Да, действительно бывают случаи, когда Господь сурово наказывает за пренебрежительное отношение к святыне. Но критерием оценки поступка здесь выступает внутреннее, сердечное отношение к Богу, Божией Матери или святым, а не внешнее действие, каким бы незначительным оно ни казалось читателям. Многим известна история, связанная с образом Божией Матери «Скоропослушница», произошедшая в афонской обители Дохиар. Образ располагался на стене, мимо него часто ходили монахи, а чаще всего – трапезарь по имени Нил. Вечером, проходя мимо иконы с дымящейся зажженной лучиной, Нил услышал от нее голос: «На будущее время не приближайся сюда с зажженной лучиной и не копти Моего образа». Трапезарь вначале испугался, но потом решил, что эти слова произнес кто-то из братии. Вскоре Нил забыл об этом странном случае и продолжал ходить мимо иконы с зажженной лучиной. Но однажды вечером ему послышался тот же голос: «Монах, недостойный этого имени! Долго ли тебе так беспечно и так бесстыдно коптить Мой образ?!» При этих словах Нил потерял зрение. Трапезарь пал перед иконой на колени и всю ночь, до прихода братии, молил Пречистую о прощении. Когда иноки узнали о происшедшем чуде, то в страхе припали к чудотворной иконе, затеплили пред ней неугасимую лампаду, а новому трапезарю повелели каждый вечер возжигать фимиам и кадить перед иконой.
Со стороны может показаться, что Нил был наказан за мелочь. Но это не так. Рассеянное, пренебрежительное отношение к святыне для монаха не мелочь, а тяжкий проступок. Наказание оказало воспитательное воздействие не только на него, но и на всю братию обители и всех узнавших об этой истории. Не случайно слово «наказание» происходит от слова «наказ» – урок, который помогает человеку исправиться. А монах Нил впоследствии был по молитвам к Богородице исцелен, что, кстати, также является характерной чертой житийных рассказов.
«МАЛЕНЕЧКО ГЕРОИЗМА»
Автор вопроса пишет, что боится разных опасностей, которые могут в конечном итоге привести к смерти. Однако надо же отдавать себе отчет в том, что смерть – неизбежный венец жизни каждого человека, странно жить так, будто ее нет вовсе. Но верующий человек понимает, что за порогом жизни и смерти его ожидает вечность. И самый большой страх – остаться в этой вечности без Христа – изгоняет страхи временные.
Человек должен научиться доверять Промыслу Божию, понимать, что даже грипп или сосулька – орудие этого Промысла, и «любящим Бога… все содействует ко благу» (Рим. 8, 28). Понимание конечности своего земного бытия, воспоминание о смерти, как ни странно покажется это мирскому человеку, освобождает от повседневной истерической боязни за свою жизнь и относительное благополучие. Как метко заметил одному из пришедших к нему паломников старец Паисий Святогорец: «Духовной жизни без жертвы быть не может. Помните хоть немножко о том, что существует смерть. И раз нам все равно умирать, не будем слишком себя беречь. Не так, чтобы не беречься во вред здоровью, но и не так, чтобы преклонять колени перед покоем. Я не призываю бросаться в опасные приключения, но надо же, брат ты мой, иметь и маленечко героизма!..»
(Ныне Епископ Покровский и Николаевский) Игумен Пахомий (Брусков)