Ранним утром 19 июня, в день Святой Троицы, отошел ко Господу замечательный проповедник, пронесший веру по длинному маршруту жизни «Китай — СССР — Россия постсоветская», клирик Свято-Троицкого собора города Саратова протоиерей Евгений Ланский. Сегодня 9 дней со дня его смерти.
1925–2016
Комната у отца Евгения была всего одна. Плотно сомкнутые шторы не пропускали дневного света; впрочем, он и не был нужен обитателю этого жилища: последние два года отец Евгений почти ничего не видел.
— Как настоящий аристократ он умел довольствоваться малым и радоваться тому, что есть. Жил он очень и очень скромно, — рассказывает саратовская писательница Елена Гаазе. Она знала отца Евгения, когда была еще ребенком, задолго до его рукоположения.
Последние два года священник провел, почти не выходя из дома. Зато, как и прежде, у него бывали гости. Их встречали чаем — традиционным и ценимым здесь китайским напитком. Гости наслаждались терпким вкусом и слушали завораживающие рассказы хозяина. Таинственно выступали из полумрака силуэты шкафов, наполненных сотнями книг на русском, украинском, английском, польском, китайском; поблескивали старинные иконы на божнице. Звучали нежно и звонко первые такты мелодии «Подмосковных вечеров», предваряя каждый новый час на радио «Маяк», — батюшка почти никогда не выключал радиоприемник, интересуясь тем, что происходит в стране и мире.
— Мы созванивались почти каждый вечер, — рассказывает протоиерей Лазарь Новокрещеных, клирик Казанского храма Саратова. — Нас связывали воспоминания о городе нашего детства — я ведь тоже родился в Харбине. Впрочем, познакомились мы уже в Саратове, в бытность архиепископа Пимена (Хмелевского). Я рассказывал отцу Евгению о новостях церковной жизни, но особенно мы любили говорить о Китае.
Отец Лазарь уговаривал друга сделать операцию на глаза, но отец Евгений отказывался, боясь, что не перенесет ее. Однако при этом не переставал мечтать о том, чтобы вновь побывать в далеком-далеком городе, который он покинул почти восемьдесят лет назад…
Харбин
Родители будущего священника уехали за границу еще до революции и оказались среди тех, кто стоял у истоков становления Харбина: здесь жили и трудились, главным образом, сотрудники строящейся Китайско-Восточной железной дороги. В ХIХ веке это была провинция Китая, в начале ХХ века — русский город за границей.
Над Харбином возвышались главки двадцати двух православных храмов. В одном из них — кафедральном соборе во имя святителя Николая, считавшегося покровителем города, — некоторое время регентовал отец Евгения Ланского. Женя по-настоящему любил и знал богослужения, любовался ими.
Церковный календарь здесь, как в шмелевском «Лете Господнем», давал основание бытовому и бытийному. Детство отца Евгения было наполнено добрыми патриархальными традициями дореволюционной Руси, бережно перенесенными на чужеземную почву. В этой жизни были сочные краски, запахи разнообразных кушаний, семейственность и ненадуманная сердечность. Детям прививали не только веру, но и подчеркнутое уважение к инакомыслящим — в городе было немало национальных, религиозных и политических объединений.
В этом городе Евгений Ланский получил блестящее образование, окончив с отличием английский колледж. К этому времени он освоил несколько иностранных языков, ему прочили карьеру дипломата в Англии, но это не сбылось. Ланские, как и многие русские люди, населявшие Харбин, всей душой рвались на родину.
Несмотря на то что отец семейства вполне достоверно знал: возвращаться опасно, верить в это он не хотел. Ланские пересекли границу в год страшной волны политических репрессий — в 1937‑м.
Саратов
О том, что семья вернулась на родину, отец Евгений не пожалел никогда — он усвоил от родителей всецелую любовь к России. Однако счастливым это возвращение не было, и, в отличие от воспоминаний о детстве, воспоминаний об этом периоде с отцом Евгением не может разделить никто.
Как страшно и больно было ему, когда в крошечную комнату, которую заняла их семья, пришли чужие люди и, переворошив вещи, забрали отца. «Через пару часов все выяснится, я вернусь», — уверил он домашних. Приговор: «десять лет без права переписки», но отец не вернется уже никогда. Вскоре забрали маму, и Женя Ланский вместе с младшей сестрой оказался в детдоме. Сестренка вскоре погибла, не выдержав испытаний.
В Саратов Евгения взяла сестра матери. Он окончил школу № 47, поступил в консерваторию, но началась война. Музыкальное образование осталось мечтой. Однако после, чтобы зарабатывать на хлеб, он освоил рояль и аккордеон самостоятельно и стал аккомпаниатором.
В течение нескольких десятилетий он тайно хранил в душе веру в Бога, и лишь в 1970‑х годах, будучи проездом в Литве, решился зайти в православный храм. Вернувшись домой, он стал посещать службы в Духосошественском храме, где его заметил архиепископ Пимен (Хмелевской). Владыка пригласил Евгения Степановича работать в епархию — сначала архивариусом, затем секретарем по иностранной корреспонденции.
С Владыкой Пименом отца Евгения роднили чувство юмора и большая любовь к природе. Они даже уговорились называть одно грибное место, где бывали, «урочищем Ланского». Разделяли они и музыкальные интересы друг друга: посещали оперный театр, филармонию. Например, есть в дневнике Владыки такая запись от 9 февраля 1980 года: «…ходил с Евгением Степановичем в филармонию (Вебер «Волшебный стрелок», Муралев — концерт для фортепьяно и 6‑я симфония Чайковского)».
Знал Владыка и о любимых писателях Евгения Степановича: это Бунин и Пушкин. Когда у друга случился микроинсульт, и ему было назначено провести несколько дней в постели, архиепископ Пимен прислал ему подарок — десятитомник Пушкина. Эти аккуратные, синенькие томики до сих пор хранятся в комнате батюшки рядом с портретом Владыки.
Еще в 1977 году архипастырь предложил Евгению Ланскому принять священный сан. Но для сына «врагов народа» это было невозможно, все кандидатуры будущих священников рассматривались госорганами. Он был рукоположен спустя 12 лет, в 64 года. Так начался новый этап его еще очень долгой, как оказалось, жизни…
Слово отца Евгения
— Проповедей отца Евгения всегда очень ждали, — вспоминает клирик Серафимовского храма Саратова священник Андрей Мизюк. — Погружая слушателя в евангельскую реальность, отец Евгений умел вместе с тем задеть его за живое. И хотя жанр проповеди не предполагает диалога, я воспринимал слова отца Евгения как личное обращение. Он умел заставить звучать такие струны души человека, о которых сам человек, возможно, до этого и не подозревал.
Отец Андрей вспоминает и удивительный русский язык отца Евгения — понятный, образный, красивый. Он был не архаичным, но в то же время и совершенно не современным — просто потому, что был по-настоящему русским, а не советским.
Елена Гаазе рассказывает, что в проповедях отец Евгений обращался за примерами к литературе, так что духовные и культурные явления становились понятнее. Образованность, ум, эрудиция и замечательный художественный вкус как до священства, так и после принятия сана притягивали к отцу Евгению саратовскую интеллигенцию: до последних лет жизни его почти каждую неделю навещал художественный руководитель Саратовской областной филармонии имени Шнитке, профессор, композитор, заслуженный деятель искусств РФ Анатолий Иосифович Катц.
Регент хора Троицкого собора Светлана Хахалина вспоминает, что батюшка умел обращаться с людьми не снисходя и не возвышаясь — на равных, причем обладал замечательной именно в сочетании с его умом и добротой прямолинейностью. У Светланы и отца Евгения сложились искренние сердечные отношения, которые, однако, не мешали батюшке отметить, что, скажем, в этот раз хор «кричал», а в другой — «ничего, пел хорошо».
Когда настоятелем храма был назначен нынешний Епископ Покровский и Николаевский Пахомий, отцу Евгению, по собственному его выражению, было «чуть более за тридцать», то есть на самом деле почти восемьдесят лет. Владыка Пахомий рассказывает, что, несмотря на возраст, телесная немощь батюшки вплоть до последних лет практически не замечалась; особенно отец Евгений старался утаить ее во время богослужения: он выстаивал все службы, клал наравне с молодыми земные поклоны. И говорил: «Если бы мне зрение получше, то я бы вприпрыжку бегал». Великолепной оставалась и память: отец Евгений по вдохновению мог исполнить знакомый с детства гимн Китая — на китайском, конечно — или процитировать поэму.
Когда почти незрячего отца Евгения вводили в храм, под благословение к нему подходило множество людей, желая просто прикоснуться к нему, предложить помощь, услышать его слово. Батюшка очень беспокоился, что по старости своей стал совсем бесполезен, на что получал ответ: «Отче, Вы здесь, пожалуй, нужнее всех нас». Почему? Владыка Пахомий объясняет, что отец Евгений был некой константой собора, живым образом дореволюционной России, добрым примером человека, многолетней жизнью доказывающего верность Господу.
Из времени в вечность
Местом служения протоиерея Евгения Ланского раз и навсегда стал Свято-Троицкий собор, к которому он испытывал исключительную любовь, знал его историю и неизменно восхищался: «Вот он — наш красавец». У стен собора похоронен архиепископ Пимен, отошедший ко Господу в 1993 году. Утро отец Евгений начинал с поклона его могиле.
Быть может, не случайно Господь сподобил его скончаться именно в день Святой Троицы…
Отпевание протоиерея Евгения совершил Епископ Пахомий. В своей проповеди он призвал не оставлять молитв об упокоении батюшки. Митрополит Саратовский и Вольский Лонгин совершил заупокойную литию. Прихожане и клирики саратовских храмов проводили гроб до Елшанского кладбища Саратова.
Отец Евгений похоронен у храма во имя святого, покровительствующего городу его детства, — святителя Николая.
Газета «Православная вера» № 12 (560)
Мария Ковалева